Сага

– Шесть основных исполнителей уже подписали контракт о том, что будут сниматься в продолжении сериала, но все остальные пока не в курсе. Я знаю об этом, так как Сегюре предложил мне вернуться. Они набрали вторую команду сценаристов, которая будет работать все лето, и о возвращении «Саги» объявят сразу после летних отпусков. У Жессики уже есть сценарий первой серии. Могу вас заверить, что все держится в строжайшем секрете, особенно от вас. Но раз мне нужно кого-то предать, то я предпочитаю предать Сегюре. Простите меня за такую неприятную новость.

Элизабет встает, смотрит на часы и берется за чемодан.

Даже не решается нас поцеловать.

– Они вас ненавидят, всех четверых.

Повернувшись, она выходит из ресторана.

На следующий день мы прекратили работу. Пока Луи не разузнает побольше об этой истории, нам нельзя ничего предпринимать. Каждый из нас захотел пережить этот первый удар в одиночку, и я провел весь день дома, в кресле.

В нашем контракте обусловлено, что никто, кроме нас, не имеет права работать над восемьюдесятью сериями «Саги», но ничто не мешает дирекции выставить нас за дверь и запустить продолжение сериала. Как мы могли быть настолько наивны, чтобы поверить в желание Сегюре завершить «Сагу»!

Да мы самые никудышные сценаристы в мире, раз не смогли предвидеть подобного поворота событий.

Ну и кретины же мы!

Придурки!

Сами во всем виноваты!

Позвонил Старик и сказал, что ему нужен еще день. На этот раз я несколько часов подряд просидел на скамейке в сквере. Хотя я и атеист, однако поплелся в церковь, надеясь найти там немного покоя.

Вся троица уже на месте. У Тристана на ушах наушники. Старик сидит на краю стола, и мы не в силах оторвать взгляд от рукописи в его руке.

– Как ты ухитрился раздобыть ее, Луи?

– Как мелкий воришка. Поздно вечером зашел в производственный отдел, подождал, когда все разойдутся, а потом несколько часов рылся повсюду, пока не нашел дискету в столе Сегюре. Сделал копию, а дискету положил на место.

Я спрашиваю, прочитал ли он первую серию.

– Конечно, я не смог сдержаться. Сделайте себе копии, и мы поговорим об этом через час.

Мы с Жеромом закончили читать одновременно и молча стали ждать Матильду. Никому не хочется заговаривать первым.

– Не скажешь, что читается с трудом, – произносит она. – Одно очко в их пользу.

– Даже более гладко, чем у нас, – говорит Жером.

– Профессионально.

– Выверено.

– Без сбоев.

Можно сказать и так.

При чтении этой серии я понял, что кража персонажей не самое страшное, что может случиться со сценаристом. Гораздо хуже, когда кто-то другой пытается идти по твоим следам и тщетно оставаться тебе верным. То же самое, что просить прощения за ошибки, которых не совершал.

Джонас становится своего рода героем, сознательным полицейским, и в два счета отправляет Менендеса в тюрьму.

Мордекай отдает все свое состояние бездомным детям.

Существо отправляют в центр реадаптации.

У Милдред случается выкидыш, но она быстро приходит в себя и возвращается в Штаты, собираясь сделать блестящую карьеру в университете.

Вальтер излечивается от рака, а Фред отныне занимается разработкой экономичного и экологически чистого двигателя.

Камилла вновь обретает вкус к жизни. Она мечтает о ребенке от Джонаса.

Увы, не все так прекрасно в этом лучшем из миров – пока в нем еще не удалось уничтожить всех отрицательных героев (надо же все-таки положительным героям с кем-то сражаться, чтобы продлить жизнь сериалу).

Брюно становится банковским грабителем. Это трагедия для Френелей и психологическая драма для Джонаса, вынужденного охотиться за своим шурином.

Эвелин превращается в настоящую стерву. Она невероятно ревнива и всю свою энергию тратит на то, чтобы поссорить большую и дружную семью Френелей и Каллахэнов.

Переизбыток новых персонажей. Некий Тед, известный программист, общается с Милдред через Интернет. Можно предвидеть, что это будет идеальный жених. Кристина – подружка Брюно, дрянная девица, несущая несчастье – балуется героином. Кроме них, есть еще: бойкий приятель Джонаса, делающий карьеру политика; красавица-принцесса из Ганы, ищущая любовь; неудачливый крупный промышленник, страдающий бессонницей, и многие другие.

– А как вы находите диалоги?

– Диалоги?

– Они немногословны.

– Удачны.

Удачны, как выстрел из ружья, когда все остальные аргументы уже исчерпаны. От диалогов несет искусственностью, все эти люди говорят на мертвом языке – языке бесцветном, фальшивом и плоском, который выражает все, что угодно, кроме того, что нужно. Искренность превращается в наивность, а наивность – в дебильность. Любая, немного возвышенная фраза становится высокопарной, а уличный жаргон превращается чуть ли не в мат. Резкость выглядит вульгарной, нежность – слишком слащавой.

– Что вы думаете об оригинальности?

– Оригинальности?

– Трудно сказать…