Сагайдачный. Крымская неволя

Моментом принципиального значения, и не только в биографии самого писателя, стала публикация Д. Мордовцевым рецензии на «Кобзарь» 1860 года («Русское слово», 1860, № 6). Известно, что А. Мордовцевой принадлежал рукописный список «Поэзия Тараса Григорьевича Шев­ченко», включавший переписанные ею почти все поэтические произведения, написанные поэтом до 1859 г. Мордовцевы не раз встречались с Т. Г. Шев­ченко в Петербурге. Он отправил новое издание «Кобзаря» с дарственной надписью А. Мордовцевой в Саратов. На этот дар она ответила стихотвор­ными строками и словами благодарности: «...Если бы вы видели радость, какую сделала присланная вами книга, вы утешились бы моею радостью, как своим добрым делом. Живите счастливо, наш дорогой Соловушка. 5 марта 1860 года. Анна Мордовцева». И тут же приписка: «Прошу принять и мой сердечный привет, многоуважаемый Тарас Григорьевич. Д. Мордовцев»

Можно с уверенностью утверждать, что Д. Мордовцев хорошо знал не только опубликованные, но и остававшиеся ненапечатанными револю­ционные произведения великого поэта (об этом имеется прямой намек в рецензии, где разделяется то, что «напечатал» и «написал» Шевченко). Следует учитывать также, что в «Русском слове» (1860, №4) уже была напечатана рецензия на «Кобзарь» и также автора, близкого кругу Н. Г. Чернышевского, — поэта и переводчика М. Л. Михайлова. Однако возглавивший журнал (именно с № 6) Г. Благосветлов нашел необходи­мым напечатать еще один отклик на издание стихов Т. Г. Шевченко.

Несомненно, причиной этого была постановка в новой рецензии ряда существенных идейно-эстетических проблем, решение их с точки зрения, близкой взглядам Н. Чернышевского и Н. Добролюбова (рецензия кото­рого на «Кобзарь» была опубликована в «Современнике», 1860, № 3). Принципиально новым представляется освещение проблемы народности и связанное с этим раскрытие сущности новаторства Шевченко: «Тон, которым заговорил Шевченко, был нов... и не привычен... Шевченко был в числе первых умов, начавших вводить в поэзию стихию народности, но не в том узком значении, какою она является у Квитки и у великорусских писателей той эпохи, а он заглядывал вперед... Шевченко затронул такие струны народности, о существовании которых Кольцов едва ли и знал. Идея первого обнимала предмет и шире, и глубже. После уже, у Некрасова разве, мы находим то, что в первый раз приковало наше внимание, затро­нуло... в произведениях Шевченко».

Выражение «истинной идеи народности», глубокая, органическая связь с «почвой, питающей этот корень», определяли, по мысли рецензента, особенности его связей с действительностью, активность его жизненной позиции.

Поэтому «поэт-историк», даже обращаясь к исторической проб­лематике (в сравнении с Н. Костомаровым и П. Кулишом), не становится безраздельно певцом казачьей старины, ибо «не в прошедшем искал он идею, а искал ее в настоящем, в жизни, в людях, в их взаимных отноше­ниях, в их радостях и надеждах». Поэтому — решительный протест, его «социальное значение» прони­зано оптимизмом, верой в будущее народа: «Вообще он смотрел далеко вперед... Отсюда проистекала сознательная вера в идею каких-то новых, лучших отношений между людьми, и эта-то вера в возможность иных отношений лежит в основе лучших произведений Шевченко». Утверждая глубокий гуманизм Шевченко, его призыв к единению народов, против националистической замкнутости и отчуждения, Мордовцев в русле идей Чернышевского и Добролюбова ставит вопрос о мировом значении велико­го поэта: «Думы Шевченко нашли себе славу не в одной Украине, но и в целой России, да может быть, и дальше».

С глубоким пиететом относился Д. Мордовцев к памяти Т. Г. Шевчен­ко, о чем свидетельствует и перевод на русский язык (с исправлением отдельных неточностей) воспоминаний Варфоломея Шевченко, и статья «Роковини Шевченка в Петербурзі» («Зоря», 1886, № 6), и предисловие к «Иллюстрированному «Кобзарю» Т. Г. Шевченко» (1896), и организа­ция — на протяжении четверти века, 1880 — 1904 — Шевченковских вече­ров в Петербурге, и учреждение «Общества имени Т. Г. Шевченко для вспомоществования нуждающимся уроженцам Южной России, учащимся в высших учебных учреждениях С.Петербурга» (1898), которое возглав­лял он вместе с известным русским скульптором М. И. Микешиным. Ценнейшим документальным свидетельством очевидца о дружбе, идейной близости Шевченко с вождем русской революционной демократии Черны­шевским, о близких отношениях с деятелями русской культуры — А. Жемчужниковым, А. Толстым, И. Горбуновым, Д. Кожанчиковым, П. Мельниковым-Печерским — являются воспоминания Д. Мордовцева «3 минулого та пережитого (Про батька Тараса та ще про дещо)».