Читаем Сагарис. Путь к трону полностью

Гай Фульвий догадывался, что одной из причин скверного характера легата была элементарная жадность. Несмотря на все свои высокие посты, Плавтий Сильван был небогат. Почётное звание патриция не принесло ему больших доходов, и легат лез из кожи вон, лишь бы удовлетворить запросы своего обширного семейства, что при его должности не всегда удавалось. Поэтому центурион приготовил для Плавтия Сильвана богатый подарок, но кубок в нём не значился. А Гай Фульвий им очень дорожил.

— Я говорю не об этом прекрасном творении великого мастера эллинов, — продолжил легат, любовно огладив кубок, который неожиданно стал его собственностью. — Здесь изображены амазонки, которые, как это ни удивительно, до сих пор существуют и вполне вольготно себя чувствуют на территориях, подвластных Риму. Я получил несколько донесений, что они нападают на наших фуражиров, вырезая их. Из-за этого войска не получают должного снабжения. А голодный легионер — плохой солдат. Что ты об этом думаешь?

Гай Фульвий неопределённо пожал плечами, подумал, и осторожно ответил, предполагая в вопросе легата какой-то подвох:

— Нас они не тревожат… И со снабжением крепости у меня полный порядок.

— Мне это известно. Тогда вопрос: как ты этого добился?

— Очень просто. Наладил добрые отношения с племенами Дикой степи. Проще купить у них всё, что нам нужно, нежели отбирать силой. Деньги плачу им смешные, зато ни разу на моих фуражиров никто не нападал. А всё потому, что варвары их сами охраняют.

— Разумно… — Плавтий Сильван с интересом пригляделся к центуриону.

Старый солдат Гай Фульвий оказался умней и на голову выше военачальников-патрициев, которые посылали манипулы[26] для грабежа местного населения. Попытки захватить у варваров стада овец и быков постоянно оборачивались кровопролитными схватками, которые не всегда заканчивались победой римлян. Да и найти животных в Дикой степи представляло собой сложную задачу. Ведь у кочевников не было постоянного местопребывания.

— Тем не менее что-то предпринимать нужно, — продолжил легат. — Последний набег амазонок на наш военный лагерь обернулся большими потерями.

— Мне это известно…

— В донесении трибуна указано, что девы-воительницы используют тактику скифов. Амазонки не входят в соприкосновение, они обстреливают из дальнобойных луков наши манипулы, и достать их невозможно. Пока наши солдаты отражают набег передовых сил амазонок, другой их отряд грабит незащищённый лагерь.

— Нельзя выводить манипулы за пределы ограды!

— Скажи сие трибуну, этому тупице! — грубо ответил Плавтий Сильван. — В Таврике он недавно и плохо ориентируется в местной обстановке. Да и военного опыта у него маловато. Ему не пришлось сражаться ни со скифами, ни с сарматами.

— Но ведь в его отряде, насколько мне известно, были опытные центурионы. Они-то почему не подсказали трибуну, как нужно действовать?

— А потому, что он из рода Корнелиев! — сердито сказал легат. — Их упрямству может позавидовать даже осёл.

Гай Фульвий промолчал. Плавтий Сильван происходил из плебейского рода, и отношение к древнему патрицианскому сословию испытывал двойственное. В Риме патриции первоначально составляли всё коренное население, входившее в родовую общину. Но после выделения из общины знатных патриархальных семей к патрициям стали относиться лишь представители родовой земельной аристократии. Принадлежность к родовой аристократии можно было получить по праву рождения, а также путём усыновления или награждения. Это право терялось по смерти или из-за ограничения в правах. Увы, Плавтий Сильван не мог похвалиться знатностью своего происхождения, поэтому, несмотря на то что сам был патрицием, к родовой аристократии он относился с предубеждением.

Тем временем Гай Фульвий всё никак не мог понять, к чему клонит легат. В том, что у того была какая-то тайная миссия, он уже не сомневался. А иначе зачем тащиться за тридевять земель из хорошо укреплённого Виминациума[27], столицы Мёзии, подвергая себя большой опасности? Похоже, в замыслах легата отведено место и ему, старому вояке, коль уж Плавтий Сильван первым делом посетил Харакс.

— Итак, к делу! — решительно заявил легат. — Сенат решил покончить с очередной опасностью, которая угрожает нашему присутствию на берегах Понта Эвксинского. Конечно, наши легионы по-прежнему сражаются с остатками варварских орд, но они разрознены и их нападения на посты и поселения не наносят нам существенного урона. В отличие от племени амазонок. Их царица Томирис обладает качествами великого полководца, что для нас просто неприемлемо.

— Легко сказать — покончить… — проворчал центурион. — Если наши манипулы истопчут своими калигами[28] всю Дикую степь, то и тогда надежда на благополучный исход этой авантюры весьма призрачна. Конные амазонки чувствуют себя на равнине, как корабль в открытом море. У них тысячи путей, а у наших пеших легионов только один.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза