Сагарис. Путь к трону

— Ну ты сказал... — с неожиданным раздражением ответил ему понтийский царевич; но, посмотрев на хитрую улыбку скифа, рассмеялся: — Ладно, сдаюсь. Подловил ты меня, как мальчишку. Конечно же нет. Если только боги не смутят мой разум.

— А сарматы — и подавно. Ты, как и царь, их просто не знаешь. Любой из сарматских воинов быстрее перережет себе глотку, чем сдастся на милость победителя. Иначе он опозорит весь свой род до пятого колена. Что гораздо страшнее любого увечья, уж не говоря о смерти, считающейся у них высшей наградой воину в этой жизни. Если он погиб на поле брани или в поединке, то ему обеспечено нескончаемое блаженство в заоблачных высях, у подножья трона прародителя сарматов.

— У вас тоже так?

— Почти, — просто ответил юный скиф и, нагнувшись к уху саврасого, стал что-то тихо нашёптывать, считая тему разговора исчерпанной.

— Да-а, — протянул озадаченный Митридат. — Пожалуй, нашим намерениям сбыться и впрямь не суждено. Ладно, — пожал он плечами, — чему быть — тому не миновать, — и с юношеской беззаботностью стал насвистывать легкомысленный мотив, недавно услышанный от Эрота.

Наконец хилиарх, пошептавшись со своими помощниками, двумя военачальниками рангом пониже, подал знак, и над ристалищем раздался хриплый рёв военных рогов. Сгоравшие от нетерпения сарматы подняли лошадей на дыбы и помчали навстречу противникам. По условию поединка, им же и предложенном, если кто-либо из сражающихся будет повержен, то второй должен драться с двумя. Похоже, Ардабеврис очень надеялся на Варгадака, до сих пор непобедимого в единоборствах...

Поединщики схлестнулись почти в центре импровизированной арены. Раздался напоминающий грозовой раскат грохот, куда вплелись боевые кличи сражающихся, и закипела отчаянная рубка.

Волнующее, грозное и одновременно прекрасное зрелище предстало перед глазами пантикапейцев; многие из них до сих пор не видели поле брани даже издали. Закованные в сверкающую на солнце броню, в ярких, разноцветных плащах, поединщики казались ошеломлённым зрителям восставшими из праха гомеровскими героями, дерущимися под стенами Трои.

Однако, уважаемый читатель, пока у нас ещё есть немного времени, присмотримся повнимательней к воинскому облачению поединщиков, что представляет несомненный интерес не только для историка, но и для человека мало знакомого с той легендарной эпохой.

Особенно поражали воображение пантикапейцев сарматы. И воины и их лошади, с ног до головы закованные в металлическую чешую, были похожи на неведомых чудищ морских глубин, согласно древним преданиям иногда выходящих на сушу, чтобы собрать дань для своего повелителя Левиафана*. Голову и шею Ардабевриса прикрывал металлический шлем с прорезями для глаз, украшенный лошадиным хвостом. Круглый, как котёл, шлем Варгадака венчала широко раскрытая волчья пасть с позолоченными клыками. Такая же морда была вычеканена на бляхе, прибитой в центре огромного щита, обтянутого несколькими слоями толстенной кожи. Кроме булавы у Варгадака были, как и у его товарища, длинный прямой меч и кинжал с хищным кривым клинком и костяной рукоятью. Воинское облачение Ардабевриса дополнял боевой топор и небольшой круглый щит с острым копьевидным умбоном* в центре — весьма опасное оружие в единоборствах. На его плечах красовался чёрный короткий плащ, богато расшитый золотой нитью; внушительные рамена Варгадака прикрывала уже знакомая нам волчья шкура.

Митридат сегодня блистал. Долгие скитания приучили его к скрытности и привычке маскироваться под скромной недорогой одеждой пусть и не простолюдина, но и не настолько богатого и знатного господина, чтобы на него можно было обратить особое внимание. Но два дня назад из Понта кружным путём через Фракию прибыл гонец, сообщивший о восстании. Там ждали лишь наёмников с Крита, возглавляемых теперь его другом детства Дорилеем, так как Дорилай Тактик не выдержал долгой разлуки с родиной и скончался от какой-то неведомой болезни, похожей на лихорадку. Потому понтийский царевич, уже не сдерживая радостно-мстительного настроения в предвкушении скорого возвращения из небытия и близящейся расправы с врагами, оделся, как и подобает персидскому вельможе.