— Колдовские поединки возможны только между колдунами, — попытавшись успокоиться, объяснил Здражко. — Так мечник может скрестить свой меч только с мечом, так меч разрубает кость, но вотще рубит воду. Чтобы колдовской поединок состоялся, один должен быть колдуном и другой должен быть колдуном. Мы подходили к средним жрецам и к высшим жрецам, и ни один из них не смог принять наш вызов. Пряха... Новорожденный способен рубить мечом лучше, чем слуги Нанизанного владеют искусством колдовства!
— Так все их россказни о встречах с Нанизанным и воле Нанизанного...
— Ложь! Низкая грязная ложь! — рявкнул Шарди. — Есть тысячи способов и путей выйти в мир духов, но повстречаться с богами человек может лишь в одном месте: в мире духов. Лишь там душа колдуна может встретить душу другого колдуна, нанести удар и отразить удар, лишь там возможна колдовская схватка. Лишь там колдун может встретить бога и говорить с богом. Смотри: колдовской удар может повредить лишь истинному колдуну, против обычного человека, будь он честным или обманщиком, он так же бессилен, как меч против воды или воздуха. Вот, я посылаю силу против трактирщика... — последовала пауза, и трактирщик лишь оглянулся недоуменно, не нужно ли чего гостям. — Вот я ударяю колдовским ударом этот каменный столб... — и столб оставался таким же, каким был. — Посылая силу, я могу излечить тело (Шпецек ойкнул и прошипел: "Осторожнее!", — но затем наступил на ушибленную ногу и одобрительно кивнул). Посылая силу, я могу наслать видения (и Гаффра увидел, как на столе взметнулась и тут же исчезла зимняя вьюга). Посылая силу, я могу понять клинок и камень и наилучшим образом заострить лезвие (Шарди небрежно чиркнул столовым ножом о столб и, чтобы показать обретенную ножом остроту, отхватил изрядную часть своих седых волос). Но это все, что я могу сделать колдовской силой в мире людей и вещей. Лишь тогда, когда у противника есть колдовская душа, я могу нанести ему смертельный удар!
Колдуны отшатнулись от Шарди, как мечники от размахивающего мечом, а мечник Гаффра вдруг побледнел и рухнул на пол.
— Дурак ты, Шарди, — соболезнующе сказал верхнеземелец Выдроба.
— Дурак, — опускаясь рядом с Гаффрой на колени, согласился Шарди. — Старый полоумный дурак.
Гаффра тогда об этом не узнал, ибо, очнувшись, начисто забыл, что с ним произошло.
Утром следующего дня Свейн аннарец привел пленного кочевника, и жители Исдафы узнали, что по крайней мере половина ватаг решила уйти: вождями в них выбрали тех, кто с самого начала был против союза со жрецами. Ближе к полудню из-за реки пришли шарганские наемники. Расстановка сил, таким образом, изменилась: теперь тысяча триста мечей Исдафы стояли против менее чем тысячи кочевников, и ближе к вечеру гонцы ватаг начали появляться у ворот, чтобы выкупить пленных и заключить мир.
Некоторые предлагали в обмен жрецов. Главы союзов отказались принять их, говоря: горожанами они были никудышными, людьми оказались скверными. Многих кочевники тут же убили, остальных прогнали, пригрозив убить в следующий раз.
Ближе к ночи отдохнувшие шарганцы окружили изрядно опустевший лагерь кочевников, без лишних церемоний вызвали ватаги на бой и, порубив многих и потеряв всего восьмерых, вошли внутрь. По своему обыкновению, серые мечники отпустили тех, кто согласился оставить все ценное, кроме меча и недельного запаса еды, и так ушли все кочевники, кроме опоенных. Тех шарганцы большей частью пленили. Палатки же жрецов подожгли и зарубили всех, кто пытался выбежать, ибо и в шарганских землях черные юбки успели напакостить многим. Увидев это, последние из остававшихся в живых попытались воспользоваться отравой, но и тут просчитались: грибной порошок оказался столь горюч, что мешочки из крысиных шкур превратились в огненные шары и сгорели с громкими хлопками, сжигая руки и тело тех, кто их развязал.
Так закончилась осада Исдафы, а через две недели, когда полторы сотни шарганцев добрались до Хоха, самый большой и опасный набег кочевников в истории Исдафы завершился. Позже удалось узнать, что вдовы убитых на осаде Исдафы и Хоха добились от совета вождей решения изгонять из ватаг всякого, кто предложит напасть на земли Исдафы, невзирая на прошлые заслуги и положение в семье — так, как издавна поступали кочевники с сумасшедшими. Этот запрет просуществовал многие годы, и долго еще зимы были мирными, не считая редких нападений на обозы на ничейных землях в верховьях Энны.