Саги огненных птиц

Прибавив шаг, он пошёл скорей, доверяя своему чутью, но сохатого коня так нигде и не встретил. Земля, вся застланная гнилой листвой, ветками и палой хвоей, была влажна. Ольгир оставлял за собой глубокие следы, куда бы ни пошёл, но Грива, видимо, ходил и по воде, и по воздуху. Ветки трескались от его прикосновений с грохотом грома, выдавая каждое движение, – Ольгир был напуган, и лес, чувствуя и вдыхая его страх, давил всё сильнее. Нос раздражался запахом гнили и потрошёной плоти; кровь чудилась в каждой сломанной ветви, с каждого сорванного листика текла бесцветная прозрачная жидкость, похожая на ту, что сочится из ран. Ольгир закрыл лицо ладонью, но, прислонив её к коже, вздрогнул, почувствовав что-то липкое. Он отнял руку от лица и увидел, как с неё течёт холодная мерзкая кровь. Ольгир попытался вытереть её о мох, растущий на ближайшем дереве, но только коснулся поверхности, древо рассыпалось трухой, и рука по самый локоть увязла в гнили. Ольгир попробовал вытянуть её, но древо не отпускало. Зарычав на него, как волк, он ударил ножом в зелёное пятнышко мха, и дерево, ослабив хватку, разомкнуло своё чрево, высвободив руку.

Так он шёл дальше, тихо взрыкивая на каждую ветвь, что начинала тянуться к нему в заботливом материнском жесте. Будто почувствовав достойный отпор, лес усмирился, успокоился и позволил продолжить охоту. И тут Ольгир снова увидел белую вспышку. Он замер, пытаясь разглядеть очертания света, но тот был слишком размыт и туманен. Так, вглядываясь азартно во тьму с растущей надеждой, Ольгир совершенно потерял бдительность, и лес подло воспользовался этим.

Из-под ног вдруг ушла земля. Ольгир упал, чуть ли не налетев на собственный нож. Схватившее его за штанину чудище поволокло Ольгира под выступающими над землёй корнями вниз по склону. Он постарался ухватиться за округлый корень, но тот прахом рассыпался под ладонью. Извернувшись, Ольгир попытался разглядеть то, что схватило его, и оно, точно смутившись, вдруг отпустило и бесшумно исчезло, растворившись во мраке, а может, это и был сам мрак…

«Тролли! – догадался Ольгир, услышав подсказку колотящегося сердца. – Вот кто наводит на этот лес мрак и страх!»

В голове его вдруг сам собою возник лик девы с переправы. Ингрид. Уж она-то точно не боялась леса, и он не трогал её. Сама, наверное, принцесса этих лесных троллей. Догадка отчего-то развеселила Ольгира. Он тихонько рассмеялся, глядя вверх, на кроны, и не видя звёзд.

– А в прошлый раз ты не пытал меня, – смеясь, проговорил Ольгир и похлопал землю ладонью, будто друга по плечу.

Лес ответил ему пронзительным и хриплым криком совы. Точно сама Смерть вскрикнула над его головой.

– Что, лес?! Что кричишь? Эй вы, тролли! – хрипло закричал Ольгир. – Вступились за свою принцессу? За ту речную девку?

Он снова рассмеялся и опустил голову на мягкий мох. Слышно было, как стучит напуганное сердце.

Ольгир отдышался, сел на земле так, что окружавшие деревья оказались от него на равном расстоянии, что создавало хотя бы призрачное ощущение спокойствия и защищённости. Рядом валялся лук. Ольгир был весь вымазан в грязи, так тухло пахнущей кровью, что тонкое обоняние его, так и не свыкнувшись с мерзкой вонью, просто отказало. Дышать ртом было проще, но, оседая на горле, запах вызывал тошноту. Ольгир поднялся, подобрал лук, погрозил всему тому, что было у него за спиной, ножом и двинулся в сторону света.

А свет этот никуда и не уходил, точно дразня, остановился в двух сотнях шагов от Ольгира. Отчего-то не пугался этот сгусток белизны ни непривычных звуков, ни самого леса. Все деревья, казалось, льнули своими молодыми побегами к неведомому существу, боясь навредить тому своими бугристыми и сухими отростками. Ольгир смотрел на белого жеребца из своего убежища, понимая, что не удастся ему никак остаться незамеченным. Лес выдавал его со всеми потрохами, насмехаясь и подставляя под ноги коленистые корни, а в лицо швыряя листья, перепачканные кровью.

Вот она – такая близкая добыча! Она принесёт немало славы… А отец… А что отец? Дурная утеха и игрушка для старого человека этот Белая Грива. Ольгиру не нужны были в этот миг ни шкура его, ни венец из рогов, ни прощение правителя. После стольких дней странствия он нашёл то, за чем следовал, что дразнило его и злило, и теперь он, криво ухмыляясь, упрямо пошёл к своей добыче.

Ольгир достал стрелу, вложил в тетиву и, прицелившись, отпустил оперённую от щеки. Стрела пролетела, но не достала до цели. Белая Грива, кажется, даже и не заметил того, оставшись стоять на прежнем месте. Ольгир взял ещё одну стрелу и, приподняв наконечник повыше, вновь отпустил тетиву. На этот раз он не увидел, куда упала стрела.

– Слишком далеко, – прошипел Ольгир и, потянувшись было за третьей стрелой, махнул рукой.

Он медленно приближался к коню. Деревья, озаряемые его таинственным светом, были ещё кошмарнее и страшнее, чем во тьме. Ольгир слеп, терял тонкий нюх, и уши его боялись уж слушать, но он шёл, почти не моргая, глядя на Белую Гриву.