Саянский дневник

Спустившись метров на пятьсот по Пихтовому ручью, остановились на небольшом бугорке с отдельно стоящими кедрами. Мику с летописцем командировали обратно к перевалу за ягодами. Леха распорядился: «Чтобы через сорок минут вы вернулись обратно». Однако мы смогли вернуться только через два с половиной часа, в продолжение которых обирали один единственный склон, густо усыпанный голубикой. Завхоз здорово придумал, что не дал диметилфталата — накомарники идеально предохраняют ягоды во время их сбора. Если иногда, забывшись, тянешь ягоду в рот, то натыкаешься на сетку. Снять или даже отодвинуть накомарник нет никакой возможности — комары стаями вылетают из кустов, надсадно пищат где-то под самым ухом, а штормовки наши принимают серый оттенок от насевших на них кровопийц. Котелки, несмотря на обилие ягод, наполняются мучительно медленно, хотя главное условие — закрыть ягодами дно — уже давно выполнено.

Наконец Микин котелок полон, другой не совсем. Мы слезаем со склона, трепеща при одной мысли о падении. Внизу у ручья собираем еще пучок зеленого лука, растущего на болотистом лугу вперемежку с незабудками и огоньками.

Возвращаемся совершенно мокрые и застаем лагерь почти еще не разбитым. Зато все штормовки высушены.

На обед был суп с мясом, вареное мясо и мусс — божественное варево из ягод, сахара и манки, густо малинового цвета и неописуемого вкуса. Решили присвоить перевалу название «Мусс», а муссу название — «Грандиозный».

День десятый

21 августа

Как только мы вчера легли, по палатке забарабанил крупный дождь. Тент совсем близко над головой, и кажется, что струи воды вот-вот начнут так же поливать нас самих. Но наша палатка выдержала прошлым утром первое испытание, и мы спокойно уснули под убаюкивающий шум дождя. Но это было преждевременное спокойствие. Часа через два мы проснулись от того, что на головы нам опустилось что-то тяжелое, холодное и мокрое. Оказалось, что это провис тент и в нем собралось целое озеро воды. Мы, не вылезая из палатки, приподняли свой край и выплеснули воду, но через полчаса повторилось то же самое. Вставать и вылезать на дождь никому не хотелось, а потому мы всю ночь время от времени выливали воду и понемногу сдвигались вниз, убегая от все больше провисавшего тента. Кончилось тем, что ноги наши высунулись наружу и одеяло подмокло.

Когда дежурные вылезли из палатки, костер уже горел, а у костра сидел унылый и мокрый до нитки Владик. Оказывается, любовь к охоте погнала его чуть свет на перевал, на озеро, где он ожидал увидеть уток и принести их нам на завтрак. Впрочем, любовь к охоте не мешает ему по нескольку дней не чистить ружье. Зато инструктор в этом отношении полная противоположность Владику. Он почти не стреляет из своей малопульки, но чистит и мажет ее утром и вечером. Без конца на чехле его ружья нужно перешивать то пуговицы, то петельки, то ремень. Ночью ружье кладется в мешок. Но, несмотря на все заботы, мы еще ни разу не имели к обеду никакой дичи.

С утра небо хмурилось, моросил дождь. Мы долго и нудно собирались, а когда хотели вьючить оленей, Николай Петрович поправил свою кепчонку и сказал: «А у меня, начальник, такой план». И предложил не идти сегодня нога за ногу, прорубая тропу и отдавая людей и оленей на съедение гнусу, а остаться здесь, послав вперед двоих людей с топорами. Предложение было принято. С топорами ушли Владик и Леха. Ушел и Николай Петрович с оленем. Оставшиеся стали благоустраивать лагерь.

Первым делом нужно было перетянуть палатку: дождь грозил начаться каждую минуту, а она была все в том же плачевном состоянии, что и ночью. За это взялись инструктор и летописец. Начались муки творчества. Поочередно отпускали и натягивали все оттяжки, но яма на тенте при всех вариантах только увеличивалась. Пытались применить к тенту законы механики, но он оказался системой, статически не определимой неопределенное количество раз. Пришлось пришить к заднему краю еще две оттяжки, кроме средней, и на этом покончить.

Потом инструктор взялся за выпечку хлеба — первого хлеба в походе. Разложил перед собой кастрюли, сковороды, приготовил муку, воду, соду, кислоту, масло и приступил. Как-то очень странно было видеть нашего инструктора с руками, перемазанными тестом. Но он блестяще справился со своей задачей и испек три румяные, поджаристые, аппетитно пахнущие лепешки!

Целый день нас развлекал Борис, оставшийся с нами.

Он необычайно наблюдательный и сообразительный парнишка, великолепно говорит по-русски, любит употреблять витиеватые выражения вроде «с толстым удовольствием», «он долго и протяжно вздохнул». Относительно нас Борис сказал, что мы не дорожим жизнью.

Что же, отчасти он прав. Мика даже объявила, что Борис во всем прав, но он тут же убил ее своим заявлением, что мужчины — это люди первого сорта.

Часа в три вернулся Николай Петрович. Он принес от ребят записку, написанную карандашом на черной обертке от пленки. В этом послании говорилось, что они будут искать место для лагеря и, возможно, останутся на ночь. Просили ждать их до десяти часов.