Саид 2. Над пропастью

— Ты действительно ничего не знаешь, — заканчивает фразу за меня, будто знал, что я отвечу именно так. Но ведь я, правда, не знаю! Понятия не имею, куда Антон подевал эти проклятые деньги! Я не участвовала в этих махинациях и не хочу быть отданной на растерзание жутким громилам! Если хоть один из них коснётся меня, я не выдержу, тронусь умом.

— Это правда! Я ничего не знаю! Прошу вас…

— Хорошо. Я дам время подумать. Ваха! — слегка поворачивает голову в сторону, смотрит куда-то сквозь меня. Дверь позади тут же открывается, и по спине пробегает холод. — Уведи её. Жрать и пить не давать, пока не заговорят.

Меня хватает огромная ручища и волочит за собой. Я вскрикиваю, цепляюсь пальцами за дверь, но горилла, что тащит меня, добавляет ещё одну руку и отрывает меня, как букашку.

— Вы не имеете права! Это противозаконно! Отпустите меня! Ну, пожалуйста! — кричу, что есть мочи, но бандит даже не поворачивается. Наконец, находит нужный канал и, взяв чашку с кофе, расслабленно раскидывается в кресле, широко расставив ноги в стороны. Это последнее, что я вижу там, потому что дверь перед моим носом захлопывается, и горилла больше не церемонится, хватает меня за волосы.

— А ну, не дёргайся, сука, а то в жопу выебу! — рычит в лицо, и меня обдаёт запахом мятной жвачки и «Колы» – не особо приятное сочетание. Особенно вкупе с его угрозой.

Бугай выводит меня на улицу, обходит дом и открывает дверь в подвал. Оттуда пахнет сыростью, и по лестнице пробегает крыса. Я пищу, дёргаюсь, силясь вырваться из его лапищи, отчего волосы больно натягиваются у корней. Плачу от унижения и боли, вою от обиды.

— Пожалуйста… Нееет! Отпустите! Я ничего не знаю, у меня нет денег!

Но бугаина лишь мерзко усмехается и толкает меня вниз. Удерживаюсь за перила, разворачиваюсь назад, но дверь снова захлопывается в миллиметре от моего лица, и в замке слышится скрежетание ключа.

— Златочка, это ты? — из темноты послышался робкий голос Антона, и я, вместо того, чтобы обрадоваться или испытать хоть чуточку облегчения, стиснула зубы от злости.

Ринулась вниз по лестнице, наступила на что-то мягкое и дёрнулась от отвращения. Внизу под потолком болталась одинокая, загаженная мухами лампочка, а внизу, зажавшись в углу, стоял мой муж. До чего же жалкое зрелище.

— Златка! Я так испугался за тебя! — бросается ко мне, раскрыв объятия, но я останавливаю его звонкой пощёчиной. На щеке Антона мгновенно проступает красное пятно, а глаза удивлённо округляются. Первый раз я подняла руку на мужа. Первый раз в жизни я подняла руку на кого бы то ни было.

— Что мы здесь делаем, Антон?! Объясни мне, какого хрена этот бандит обещал отдать меня на забаву своим мордоворотам?! Почему ты до сих пор не вернул им их вонючие деньги?! Расскажи-ка мне, муженёк! — во мне столько ярости, что не получается всю её выплеснуть. Задыхаясь, бью его по лицу, по груди и перехожу на крик. — Как ты мог?! Зачем?! Что теперь, твою же мать, нам делать?!

Муж перехватывает мои запястья и сильно сжимает их, но я не чувствую боли, во мне гнев клокочет, требует выхода.

— Успокойся! Успокойся, Злата! Мы не можем отдать эти деньги… Я не один работал… Оставил деньги своему напарнику. Он должен был ждать нас на вокзале, но… Сама знаешь. У нас был уговор: если я не приду вовремя – он уезжает один.

Антон отпускает меня, отходит к стене и бьёт по ней кулаком. Я оседаю прямо на пыльный, холодный бетон и закрываю лицо ладонями.

— Что же ты наделал, Антон? Ты же погубил нас… Они же нас убьют, в этом я не сомневаюсь, и так уже всё понятно.

ГЛАВА 4

Я не могу сказать точно, сколько прошло времени с тех пор, как нас закрыли в подвале, но по ощущениям – целая вечность. Горло дерёт от жажды и сухости, а желудок выворачивает наизнанку от тошноты и голода. Кажется, ещё пару дней этого жуткого заключения, и я начну нападать на крыс.

На мужа стараюсь не смотреть. Я всё ещё зла на него и не имею понятия, чем закончится это ужасное приключение. Быть может, нас обоих и порешат в этом подвале. Хорошо, если обойдутся без пыток, но в этом как раз я совсем не уверена. Судя по тому, что нас маринуют здесь вторые сутки, пытки уже начались. Заморят голодом и заставят сказать, где деньги. А когда узнают, что у Антона их больше нет, так и прихлопнут нас, как мух.

Мы сидим на голом бетоне, и я отстранённо думаю, что даже если выживу, то до конца жизни буду лечить цистит, который здесь заработаю. Подстилка из ветровки мужа – так себе. Позволяю Антону обнять меня, потому что поодиночке мы загнёмся в этом проклятом бункере от холода. Даже не верится, что на улице весна.