Саид 3. В огне

— И за это спасибо, — хотя я знаю, что по большому счёту ему плевать. Просто мы друг другу удобны сейчас. А когда я стану приносить больше хлопот, чем пользы, он просто избавится от меня.

— Там ещё курица для тебя.

— Тебя долго не было, — с наслаждением кладу в рот лист «айсберга», и скулы сводит от удовольствия. Жить в заточении, оказывается, не так чудесно, как мне казалось ранее.

— Дела были. После того, как клан бросил меня, приходится искать себе работу, чтобы от голода не опухнуть. И тебя вот кормить надо, — тут он, конечно, лукавит. Не заметила, чтобы у Шамиля были проблемы с деньгами. Хотя бы квартиры, которые он снимает на целый месяц, а уходим мы через неделю-две. Да и далеко не курятники снимает.

— Не нужно мне напоминать, что я тебе должна. Я и так помню.

— Как ты себя чувствуешь? Ребёнок моего брата все силы из тебя вытянул. Похожа на мумию.

— Спасибо за комплимент, — хмыкаю, хотя внутри уже поднимается волна боли и слепого, беспомощного гнева. — Ты не мог бы больше не говорить об этом?

— Вот видишь? Тебе больно. И что хорошего в этих чувствах? Они же пожирают вас изнутри, как червь яблоко. Это отвратительно. Мне жаль вас. Тех, кто испытывает боль. Вы жалкие и беспомощные.

— А мне жаль тебя, — отрезаю, отталкивая от себя тарелку с салатом. — Потому что ты не умеешь чувствовать. Как ты там сказал? Дерево?

— Я умею воспроизводить чувства. Вспомни, даже ты не сразу поняла какой я, а?

Да, тут он прав. Социопаты*, как правило, умны и изворотливы. Такой человек в состоянии обмануть даже бывалого психиатра. Что уж говорить обо мне – той, что не разглядела в самом близком человеке психопата, склонного к убийствам.

— Актёр ты, конечно, замечательный. Только чувствовать всё равно не умеешь, — не желая больше продолжать этот разговор, поднялась, но, уловив на себе потемневший взгляд Шамиля, села обратно.

— У нас уговор, — напомнил он.

— Если хочешь, чтобы я с тобой говорила, не задевай мои чувства. Не все здесь такие, как ты.

— Договорились, — беззаботно пожал плечами. — Передай курицу, раз не ешь.

***

— Сынок! Ну наконец-то! Хаджар уже три раза подогревала ужин, — у порога его встречала— Актёр ты, конечно, замечательный. Только чувствовать всё равно не умеешь, — не желая больше продолжать этот разговор, поднялась, но, уловив на себе потемневший взгляд Шамиля, села обратно.

— У нас уговор, — напомнил он.

— Если хочешь, чтобы я с тобой говорила, не задевай мои чувства. Не все здесь такие, как ты.

— Договорились, — беззаботно пожал плечами. — Передай курицу, раз не ешь.

***

— Сынок! Ну наконец-то! Хаджар уже три раза подогревала ужин, — у порога его встречала Хадия с чашкой кофе в руках. Давно, видать, выглядывает, кофе-то уже плёнкой покрылся.

Нет, зря всё-таки разрешил ей вернуться. Нужно было сказать, чтобы дождалась отца. Теперь даже дома покоя ему не будет.

— Я спешу. Заехал только переодеться, — проскочил мимо, пока она не придумала причину, чтобы остановить его. — У меня много дел.

— Но… Сынок! — всё-таки окликнула, и Саиду скрепя сердце пришлось остановиться.

— Что?

— Я пригласила на ужин одну замечательную девушку. Она родом из Грозного, родители переехали сюда уже давно, но воспитали её правильно. И я подумала…

— О чём ты подумала? — повернулся на первой ступеньке лестницы, вцепившись пальцами в перила.

Хадия отшатнулась, уловив его настрой, но стойко выдержала убийственный взгляд Хаджиева. Ей не привыкать.

— О том, что хватит себя изводить. Думаешь, нам всем легко видеть, как ты истязаешь себя день за днём? Тебе пора жениться, сынок. Поверь мне, это поможет. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Я никогда не баловала так сыновей, которых родила сама, как баловала тебя. И не нужно опасаться меня, прошу. Я твоя мама. И я знаю, как будет лучше для тебя. Потому что я хорошо знаю тебя и твоего отца. Любовь не вернуть, но семья поможет тебе справиться с этой болью. Как я помогла твоему отцу, когда он потерял… Её. Ты ни разу не назвал меня мамой или хотя бы тётей… Но ты мой сын, как бы там ни было. Я ответственна за тебя. И поэтому прошу, не уходи сегодня. Останься. Это знакомство ни к чему тебя не обязывает. Если девушка не понравится, мы найдём другую. Любую, какую только захочешь. Сынок? — она приблизилась, коснулась его руки. А у Саида красная пелена в сознании. Не от злости на Хадию, нет. Её-то он как раз хорошо понимает. От мысли, что, возможно, Нади больше нет. Действительно нет. И ему придётся всю жизнь искать её запах с другими женщинами. С теми, которых никогда не полюбит так, как полюбил её.

Как отец. Всю жизнь мающийся и не находящий себе места. Потому что Хаджиев может иметь любую женщину, только не ту, которую любит.

— А с чего ты взяла, что залечила раны отца? С чего ты взяла, что он забыл мою мать? Почему ты решила, что его боль прошла?

Хадия склонила голову, закрыла глаза. По щеке скатилась слеза, и Саид подумал, что это, наверное, жестоко, вот так напоминать ей о нелюбви отца. Женщине, которая, несмотря ни на что, вырастила сына своего мужа от другой. Это, наверное, больно. Но плевать.