Сайонара, Гангстеры

Знаменитое изречение — сказано коротко и ясно, к тому же совершенно справедливо.

2

Мои лозунги были расположены там же, бок о бок, только на стенке в уборной:

Не промахнись мимо очка

Если твой стих ни на кого не произвел впечатления, отнеси его к кузнецу, и пусть он разобьет его молотом вдребезги.

Гораций

Оставалось надеяться, что ученики останутся верны обоим изречениям.

3

Я долгое время занимался стихосложением.

Мне было три года от роду, когда я сложил свой первый стих: я зафиксировал его карандашом для бровей в материнском журнале по ведению хозяйства.

Это была ода любимому детскому горшку в виде уточки.

Первая строка идет от вдохновения.

Я схватил карандаш и затрясся от напряжения.

Тогда я еще оставался в полном неведении, что поэты-классики считали: всякий стих должен начинаться с обращения к Творцу или, на худой конец, к великосветскому покровителю. Также я совершенно игнорировал опровержение так называемого «принципа Д'Аламбера», выдвинутое Валери: «Суров закон, который век наш возлагает на поэтов: признается хорошим в стихе то, что может быть найдено великолепным в прозе».

Я был трехгодовалым ребенком, которому родители терпеливо меняли памперсы, надеясь, что чадо перестанет «делать в кровать», пока не махнули рукой на это бесперспективное занятие.

Зарываясь в гущу чисел, готовых разлететься по сторонам от потока поэтической энергии, я начертал в материнском журнале исполинскими литерами:

NПNП

В этот момент явилась мать, застав меня с карандашом в руке и лихорадочным блеском в глазах.

— Что ты пишешь, олух?! — возопила она, словно оскорбленная моим невежеством. — Разве нельзя было позвать меня, если тебе приспичило на горшок? Зачем писать шиворот-навыворот?

— Мама, я не хотел на горшок, я хотел сочинить ему оду.

NПNПАКАК

— Так ты писать захотел? — поинтересовалась мама. — Или что другое?

— Мама, я не хотел писать, я хотел писать.

4

Так я продолжал еще долгое время заниматься литературным творчеством.

По достижении семнадцати я уже твердо усвоил, что являюсь поэтом.

Именно «коридор» навел меня на эту мысль.

5

Мы были выставлены с одноклассником в коридор.

Над нами навис учитель истории.

— Итак, — начал он, сперва обращаясь ко мне, — значит, ты уверен, что человека, открывшего Америку в 1492 году, звали Хаггис?

— Нет, — искренне ответил я, — не уверен. Наверное, я ошибся. Может быть, его звали Марлон Брандо?

— Останешься здесь еще на час стоять в коридоре, — посулил учитель.

Затем он перешел к моему собрату по несчастью.

— А ты, значит, считаешь, что драма Шекспира, написанная в 1598-м и посвященная королеве Елизавете, называется «Эммануэль»?

— Хммм, — засомневался мой одноклассник, уже не так уверенный в своей правоте.

Кажется, и его посетили некоторые сомнения. Ведь на самом деле есть вопросы, на которые просто невозможно ответить экспромтом. Некоторое время он простоял, задумчиво скрестив руки на груди и опустив голову — в позе мыслителя, видимо соображая, как это еще может называться. Внезапно лицо его озарила молниеносная догадка — и он прошептал что-то в склонившееся ухо наставника.

— Останешься здесь до утра! — было обещано ему.

Таким образом несколько драгоценных лет юности этот парень простоял в школьном коридоре, в углу.

Точно еврей, нашедший наконец землю обетованную, он так и не тронулся с облюбованного участка.

Застал я его там и выходя с выпускного вечера. Мимо шла толпа учеников и учителей, а он приветливо махал нам из своего угла.

— А я все тут, все тут!

Мне было тяжело покинуть его в одиночестве, коллегу по мытарствам.

— Что ты! — возразил мне парень в ответ на сочувствие. — Ведь я нашел свою точку отсчета. Поверь, в этом нет ничего дурного — торчать всю жизнь на одном месте. Знаешь… хочу с тобой кое-чем поделиться. Эта точка отсчета — она же и сделала тебя поэтом. Так что соображай сам.

Что было сил я устремил на него взгляд, полный надежды и непонимания.

Но его уже было практически невозможно отличить от коридора: он слился с ним, со стеной, с тем местом, на котором простоял все детство и юность, — он сам стал тенью того угла, в котором поселился навечно.

— Думаешь, я получил то, без чего нельзя быть поэтом? — спросил я.

Ни звука в ответ: лишь чуть слышно скрипнули башмаки из тени. Уже и голос его исчез? Растворился, проглоченный углом?

«Помни, что есть разные коридоры!» — прозвучало в моей голове.

Очевидно, что и мои слова уже не долетали до него, утонувшего в пространстве.

«Большинство коридоров прямы, но сворачивают они всегда под правильным углом.

Когда идешь по коридору, двигаясь в нужную сторону, люди могут сказать, что ты идешь по потолку. Следовательно, потолок также является коридором. И, видимо, если ботинки скрипят — значит, ты идешь по потолку».

Я попрощался и двинулся дальше по поскрипывающему коридору.

Так я понял, что стал поэтом.

6

За долгие годы я написал множество стихов.