— Идем к нам, сынок, такой праздник нужно срочно отметить, от души попраздновать назло всем злопыхателям, — радостно щебетала мама, срочно уволакивая сына от этого злого места, чтобы не отыскалось никакой посторонней силы вновь заковать его в эту опасную страшную клетку. — У тебя дома все равно никто не ждет. Она давно уверовала в твою виновность. Пойдем лучше в твой родной дом, где тебе все безумно рады, где всегда поджидает накрытый стол и рюмочка водочки.
— Почему, мама? Мы ей расскажем о нашей радости, поделимся правдой и похвалимся победами.
— Не обязательно. Это только огорчит ее. Сам великолепно знаешь, что она с радостью избавится от тебя. Нечего нам, сынок, там пока делать. Потом, когда ее не будет в твоем доме, тогда и зайдем.
— Не надо, Катя, ты не совсем права. Наташа не виновата, что все так получилось. Не по ее вине такое произошло, — робко заступился за невестку отец, и Сергей сразу почувствовал разное отношение отца и матери к его жене. — Мы и сами поверили сперва в обвинение. Очень уж очевидно и неопровержимо смотрелось все. А как же ей пришлось пережить такое, когда все вокруг только и говорили про это убийство.
— Все, да не все! — грубо оборвала мама мужа. — Я не для того нанимала дорогого адвоката, чтобы впустую выбросить деньги. Если бы не верила, то и пальцем не пошевелила бы. Это враги и злыдни верили и радовались, а я хотела всем доказать, что мой сынок не мог свершить зло, вот и доказала. И не нужно мне сейчас говорить иное. А уж Наташка, так та даже с радостью восприняла такое известие, только никак не могла дождаться твоего осуждения. А теперь фиг ей. Ты оправдан и на свободе.
— Мама, давай не будем в такой радостный день мелочиться и абстрагироваться на пустяках и говорить о грустном. Счастьем делиться сейчас нужно со всеми, кто мне дорог и любим. Я желаю этого, и очень прошу принять в такой день мою сторону. Мало ли кто и о чем думал, когда мне самому до последней минуты не ясно было, кто и зачем совершил такую гнусность, — как можно ласковей и примирительней попросил Сергей. Ему уже страстно хотелось в свою новую семью, чтобы воочию убедиться в сходстве фото с оригиналом. Его тянуло к жене и детям. А выслушивать истеричные выпады объявившейся мамаши совершенно не желалось. — Я истосковался по детям. Как они, малышки, там без папочки?
— Если это еще твои дети, — с сарказмом и ненавистью произнесла мать, показывая нежелание даже появляться на глаза нелюбимой невестки. — Лично у меня по этому поводу большие сомнения.
— Катя, ну как же ты так можешь? — сделал еще слабую попытку отец, чтобы вмешаться и примерить, поди, давнюю вражду между свекровью и невесткой. И чувствовалась, что война шла непримиримая, — Это не только его дети, но и наши родные внуки.
Да, попал я из огня да в полымя. С такой скоростью перепада настроения опять захочется в тюрьму, чтобы избавить себя от общения с мамочкой. Проще находиться от нее на безопасном расстоянии, или сделать нечто неординарное и экстремальное, дабы она не успела превратить жизнь в невыносимое существование в этом мире. Бедный папочка. Ему достается в этой семье все шишки. А он, чувствуется, уважает невестку, и не желает, чтобы мама беспричинно обижала ее.
— Могу, — взвизгнула фальцетом сердитая мамочка. — Вот скажи мне такую простую истину: сколько раз она за это время вспомнила о муже? Только и ждала, когда избавится от тебя, родной сынок, и сразу привела бы в твою квартиру своего любовника.
— Катя, но это всего лишь бабские сплетни. Не нужно их обсуждать, а тем более говорить сыну.
— Как раз сыну и нужно знать про нее все. А дыма без огня не бывает. Раз люди говорят, то так оно и есть. Стали бы они сочинять и наговаривать, если ты ни в чем не виновен.
— Конечно, стали бы. И кто говорит? Да все те же лица и другие, как Сидоркина, Матюхина. Им бы лишь языками молоть. Нашла, кого слушать. Вот сама убедишься, тогда и докладывай, — уже сердито и властно проговорил отец, который лишь себя защищал неуверенно. А вот, почему-то, ради любимой невестки позволил себе даже жене перечить.
Вот в таком потоке грязных сплетен и споров, выливаемых на его жену Наталью и всех трех малышек, двигались они в, неизвестном Сергею, направлении по неизвестным улочкам пока чужого, но должного стать родным, города. Он с любопытством окидывал взглядом незнакомые дома, магазинчики, словно проводил экскурсию, но старался не высказывать свои незнания. Однако решил все-таки настоять на том, чтобы идти к нему домой. Ненавязчиво, ненастойчиво, чтобы не обидеть. Иначе от отчаяния еще покинут его в чужом городе, а он даже адреса не успел спросить. Тогда ситуация сложиться весьма и весьма смехотворной.