— Надоел, мы там уже всё-всё-всё облазили за эти годы.
— Ну пойдём, там всё равно интересно.
Нехотя плетусь за Каргаполом. Внутри станции работает совсем мало народа, а оттого то по её мрачным залам можно лазить. Можно и по ярусам взбираться и на угольной ленте поошиваться, а также пощупать руками горы сажи и попереться отмываться под уличные фонтаны, те что для выброса воды. А за ними огороженная бетоном речная запруда и шлюз. Ниже речка с краснопёркой, на берегу генераторы электротока. Толик тянет меня именно к запруде, где регулярно тонут люди. На дворе весна, скользко. Я поскальзываюсь и падаю в воду. Минуту-другую держусь за бетонный бордюр. И вправду засасывает! Кричу:
— Толик!
Он прибегает и на последней секунде меня вытаскивает. Плетусь домой в мокром пальто, вся в опилках. Толик следом. Ну вот, опять мы нарушили покой и умиротворение посиделок мамы Вали и тёти Нины.
Что было дальше? Мать отмывала меня в железной ванне, шлёпала и рыдала. Тётя Нина носилась по двору с хворостиной в поисках сына Анатолия. А лет нам с ним тогда было… то ли пять, то ли шесть — не помню.
Первый борщ
Мама Валя и тётя Нина ушли в кино, отцы на работу, а я и Толик остались у нас дома. Игрушки уже надоели, рисовать наскучило, и мы решили что-нибудь сготовить. Выбор пал на борщ. Толян следил за печкой, но следил не очень умело, поэтому варили мы его долго. Но всё-таки приготовили.
В общем, когда мамки вернулись из Дома Культуры, они застали хату Зубковых в очень культурном состоянии: у печи весь пол в угле и дровах, кухня усыпана капустой, свеклой и морковкой, но по большей части капустой, а на печи малюсенькая кастрюля вегетарианского борща (мы просто не смогли отрезать от замороженного мяса кусочек нужного размера), и два гордых пострелёныша предлагают родительницам кушать! Зрелище, конечно, удручающее. И почему мы не приметили бардак, даже когда уже закончили свои поварские дела — не знаю. Но пока тётя Валя и тётя Нина ни ткнули нас в него носом, мы его в упор не замечали.
— Вкусный борщ? — спросили мы неуверенно, когда взрослые прибрались и сели ужинать.
— Вкусный, жаль дяди Вани и дяди Коли не было дома, пока вы его варганили.
— Почему?
— А они бы ходили за вами по пятам с вениками да с совками и подметали, подметали, подметали…
И мамки дружно захохотали, представив себе такую картину. Вот ведь бабьё! Им над мужьями посмеяться намно-о-го интереснее, чем отпрыскам наподдать.
Ой люли, люли, люли,
прилетели к нам гули,
мусор весь склевали,
но тут же и насрали.
Зубковская живность
Когда я была совсем маленькой, то помню в сарае кроликов. Потом отцу стало тяжко их содержать и они исчезли. Остались свиньи и куры. Кур кормили самым настоящим пшеном и дождевыми червями, коих они находили сами на картофельном поле. А двух свиней потчевали — ясельными помоями, картофельными очистками, перловкой, комбикормом и чёрным хлебом. Я занимала очередь в магазине и брала пять булок чёрного по 16 копеек и две булки белого по 22 копейки. Свинью резали всегда зимой. Этот грандиозный для семьи праздник назывался Свежина. В нашу маленькую хатку набивалось столько народа (родни и в друзей), сколько даже в Новый год не набивалось. И всем ещё кусок мяса с собой в дорожку нужно дать. Что же там от нашей чушки оставалось? А оставалось много. Мясо морозили прямо на летней кухне, там же всегда лежали и пельмени (рыбу никогда не морозили, её солили). Пир под названием Свежина начинался с того, что мужики резали и разделывали свинью, пили кружками парную кровь, а бабы уносили мясо, мыли кишки, жарили мясо и потроха. Потом начиналась пьянка вперемежку с обжорством. Я как-то раз докопалась до матери:
— Мам, а почему ты уходишь плакать, кода свинью режут?
— Та она ж мне родная! Знаешь как жалко, как ребёнка.
— Да шо ты! То-то я смотрю, ты потом порубанное дитя раскладываешь по кухне с такой страстью, с такой жадностью. И жуёшь его уж дюже весело, как я погляжу.
— Ты, дочь, не понимаешь. Вот я тебе сейчас объясню: свинка умирает и её душа улетает в небо. Та я ж по душе и плачу. А мясо — всего лишь…
— Физическая составляющая, молекулы, — подсказывает дядя Коля, он у нас самый грамотный.
— Во-во, молекхулы! — подтверждает мать. — Чего их жалеть то?
— Мама Валя! — говорю я строго. — Ты атеистка и ни в какие души не веришь. А знаешь как называется твоё поведение с нашей свиньёй? Лицемерие!
Пир грохнул от смеха. А Свежину в нашем конкретном доме переименовали в «Свиное лицемерие Валентины Николаевны».
Но и оно продлилось недолго. Грянули голодные 80-е, 90-е. Поголовье скота сократилось до одной свиньи, а потом исчезло из нашего сарая и вовсе. Куры остались. Похудели, но шлялись по двору ради яиц.
Жираф и свиньи
Я со вздохом закрыла справочник диких животных и подкралась к отцу, который дремал на диване, закрыв лицо раскрытой книгой. Ткнула родителя пальцем, рукой, а потом и двумя руками:
— Папка, меня задолбали наши свиньи, я хочу жирафа!
— Ты, дочь, это… моих свиней не трожь! Я за них любому бошку оторву!
Мать высунулась из кухни: