Сахалинский репортаж. Вокруг острова на мотоциклах. 1957 год

Наш путь лежит на Невелик, через перевал на Западно-Сахалинском хребте, где горы чуть расступились, чтобы пропустить узкую ленточку дороги.

…Скользя по глине, машины километр за километром поднимаются к перевалу. Последнее селение на пути – Куликово. Привлеченный шумом из крайней хаты выбегает человек в ковбойке.

– В Невелик? Не попадете. В нынешнем году тут ни одна машина не проходила.

– А мотоцикл?

– Тоже.

Словно в подтверждение слов нашего последнего встречного по эту сторону перевала, на пути встает завал из сухих деревьев выше человеческого роста. Приходится разбрасывать в стороны крупные стволы. Хруст сучьев под колесами – дорога свободна.

Но что за дорога! С изнуряющей методичностью мотоцикл погружается в водяную ванну. Водитель перебрасывает руль из стороны в сторону. Стрелка спидометра дрожит между 30 и 40. Веер воды справа, веер воды слева. И так – два часа.

А «ванны» становится все глубже. Под лучом фары видно, как Станислав на ходу перекидывается из коляски на заднее седло и обратно, чтобы помочь водителю сохранить устойчивость мотоцикла.

Вскоре добавляется еще одна неприятность. На протяжении почти десятка километров поперек дороги уложены сухие деревца в руку-две толщиной.

Всему, к счастью, бывает конец. Машины останавливаются на бетонном мостике. Вода размыла и унесла грунт около него, а мост стоит как новый. Где-то далеко внизу журчит горная речка.

– Напьемся?

Аркадий шагает наугад в темноту и… проваливается. Чья-то крепкая рука успевает схватить его за воротник.

Огонек карманного фонарика долго прыгает в темноте. Хватаясь за тонкие стволы, спускаемся по откосу к воде. Нужно отдохнуть.

Вспыхивают в темноте красноватые огоньки папирос. Тишина. Кажется, что на свете ничего нет, кроме этой глухой ночи, холода и тумана.

Даже вдевятером мы чувствуем себя одиноко. Есть ли где-нибудь поблизости живая душа?

А впрочем, наверное, есть. Мы на южной границе, всего в нескольких десятках километров от Японии, в месте, которое иногда бывает неспокойным. В хорошую погоду с мыса Крильон видна синяя полоска чужого берега. А оттуда виден берег наш, и это не дает кое-кому покоя.

Совсем недавно вот сюда, к южной границе, в таком же непроницаемом тумане подошел иностранный военный катер. Он выбросил на воду резиновый плотик. На плотик спрыгнул некто Голубев, одетый в скафандр.

Человек в скафандре до 1951 года жил в нашей стране. Потом он совершил преступление, бежал за границу и был завербован американской разведкой. Голубева долго учили. Он объехал земной шар – Мюнхен, Кауфберейская школа диверсантов, США, Япония, военная база близ Саппоро…

Его учили, чтобы туманной ночью перекинуть на советскую землю. Движимый моторчиком, плот беззвучно скользил по воде к невидимому берегу.

А на берегу Голубева уже ждала встреча. Пограничники давно научились видеть сквозь туман, и они хорошо знали, что военные катера и «заблудившиеся» рыбачьи шхуны подходят к государственной границе неслучайно.

Начальнику заставы удалось довольно точно предусмотреть место высадки диверсанта. Плотик подплыл прямо к двум замаскировавшимся пограничникам – солдатам Шилкову и Хлыстенкову.

Человек в скафандре пополз, как ящерица, по песчаной косе. Тишину разорвал резкий окрик старшего наряда:

– Стой! Бросить оружие!

Голубев на мгновенье растерялся. Этого оказалось достаточно, чтобы после короткой схватки обезоружить шпиона. На допросе он уныло произнес фразу, ставшую уже стандартной:

– А казалось, мы учли все до мелочей…

Да, мелочи, наверное, были учтены. Не учли главного: граница наша – на замке.

Может быть, и за нами сейчас наблюдают внимательные, дружеские глаза пограничников. От этой мысли теплее становится на душе, и ночь уже не кажется такой угрюмой и непроницаемой. Это хорошо, потому что сейчас нам предстоит самое трудное…

Осыпь. Бок сопки сполз и засыпал дорогу щебнем и глиной. Острые камни скрежещут под протекторами, машины наклоняются к откосу.

Так встретила нас Сыпун-гора. Обвал захватил большую ель и бросил ее на дорогу. Оправа от нее – узенький промежуток над пропастью. Места, кажется, ровно столько, чтобы пройти мотоциклу.

Постукивая мотором, проходит первая машина, за ней вторая. Все.

– Выключай фары!

Разом сверху обрушивается ночь, черная, как китайская тушь. Бросаемся на осыпь, отдыхаем.

Алексей Кукин спичкой осветил циферблат часов. Одиннадцать.

Кто-то поднимает камень и швыряет его вниз. Все считают:

– Раз… Два… Три… Четыре…

Откуда-то снизу слышится шелест удара.

– Долго пришлось бы падать!

Смех. Борис первым устремился вперед. Огоньки чертят в темноте замысловатую кривую.

– Кажется, есть… до-рога! – Слышится с другой стороны распадка.

Действительно, «кажется». Мотоциклы ползут без дороги по крутой каменистой осыпи. Выдержит ли она, не двинется ли вместе с машинами и людьми это ненадежное полотно?

Выдержала.

Спуск. Дорога, вьющаяся равной лентой, вознаграждает нас за все испытания. Моторы выключены. Очень непривычно лететь в полной тишине…

Вдруг луч света тупо упирается в белую стену. Туман? Странный, с разрывами.

– В облаках идем!