Сахар и перец

Она хотела возразить, сказать ему, что не хочет это слышать. Ей не хотелось лжи сейчас, чувствуя себя так близко к нему.

— Я люблю тебя, Алекс.

Алекс хотела заткнуть уши. Она не могла слушать, но слова звучали с каждым движением. Входили в нее вместе с его желанием. И она обнаружила, что открывается, отпирает двери и отбрасывает барьеры, пока не поняла, что он проник в ее сердце, а его слова любви были уже там.

Ощущения закружили ее в водоворот, смешиваясь с желанием. Его слова звучали в ее ушах и в сердце, когда ее тело выгнулось навстречу ему и они вместе достигли вершины наслаждения.

Роб первым открыл глаза и нежно поцеловал ее. Он отдал себя ей. Он открыл ей свое сердце и пригласил войти туда. И она вошла. Он чувствовал ее желание всей душой.

Он перекатился на бок, крепко сжимая руки, чтобы не выпустить ее из объятий. Ее волосы упали на его грудь, глаза были закрыты, губы все еще касались его кожи.

— Я люблю тебя, Алекс, — прошептал он снова, только чтобы услышать слова.

На ее лице отразилось замешательство, и она приподнялась, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Не говори этого сейчас, Роб. Я… Мне нужно время.

— Время для чего?

— Чтобы вернуться на землю.

Роб чувствовал, что он не хочет возвращаться на землю.

Алекс повернула лицо к его груди и поцеловала. И еще раз поцеловала. Даже если она проживет сто лет, то никогда не забудет этого.

Завтра, когда он уйдет, будет в тысячу раз хуже, чем в прошлый раз. В прошлый раз он не говорил о любви. А на этот раз он не только говорил, но заставил ее поверить ему.

Алекс опустила голову. Какой она была дурочкой, не подозревая, что существует такое. Ради этой единственной ночи она поверила в любовь и близость — почти невыносимую близость. Она поверила в романтическую любовь, и она поверила в Роба.

И не важно, как плохо ей будет завтра, ей будет что вспомнить.

— Теперь я могу сказать?

Алекс подняла свои огромные серо-голубые глаза.

— Я люблю тебя, Алекс.

Ее зрачки сузились, и она опустила глаза.

— Я знаю, что ты говоришь это ради меня. — Ее хрипловатый голос звучал сдержанно. — Но для меня на самом деле было бы лучше, если бы ты этого не делал.

— Ты не хочешь, чтобы я говорил, что люблю тебя?

— Именно так.

Холодное оцепенение охватило его грудь.

— Потому что ты… не любишь меня?

Боже, как это больно. Он был так уверен.

На ответ ей потребовалась целая вечность.

— Разве мы обязаны говорить об этом? — Ее вопрос ускользал от его понимания.

— Обязаны, и чертовски откровенно.

Он резко сел, напряжение требовало хоть какого-нибудь действия. Она тоже поднялась, но медленнее. Так медленно, что казалась измученной или раненой. Натянула простыню себе на грудь и скрестила руки. Облизнула губы. Откашлялась.

Роб готов был выпрыгнуть из кожи. Когда же прозвучит ответ?

— Я знаю, это трудно — объяснить разницу между желанием и любовью, — осторожно начала она.

Нет, нетрудно. Они такие же разные, как солнце и снег. Никто не сможет спутать эти два чувства, подумал Роб. Разве только… разве только Алекс могла. Оцепенение становилось тяжелее, расползалось по телу.

— И иногда, когда желание становится очень сильным, может показаться, что это любовь. — Она помолчала. — Но это не так. А я не хочу делать вид. Если то, что ты чувствуешь, — всего лишь влияние гормонов, то пусть так и будет. А я не хочу, чтобы ты называл это любовью, думая, что мне от этого станет лучше.

Оцепенение раскололось на миллион кусков, и каждый был острый, как бритва.

— Подожди минуточку, Алекс. Ты думаешь, что я не чувствую того, что говорю?

Она обернула вокруг себя простыню и завязала узлом.

— Думаю, что чувствуешь, но это неправда, это только потому, что… потому, что ты хотел меня.

— Думаешь, что я говорил это, потому что хотел секса?

Вздрогнув, она подняла глаза:

— Да.

Роб стиснул кулаки. Вывернув наизнанку душу, он открыл свое сердце, а она так и не поверила ему. Вся их близость была притворной — он почти умирал от любви, а она убегала, отталкивала его.

— Алекс, разве это не близость? Это то, что приходит с любовью.

Но в ее лице было только недоверие.

— Ты никогда не говорил этого раньше, — ответила она.

— Нет. Мне потребовалось много времени, чтобы все понять. Я не искал любви, и это удивило меня. Но я никогда не говорил того, чего не чувствовал. Теперь я сказал это, и я сказал серьезно. Думаешь, я бы попросил тебя выйти за меня замуж, если бы не любил?

Алекс покачала головой, ее подбородок упрямо затвердел.

— Я не знаю, на что ты способен, когда чувствуешь сильное желание.

Робу захотелось встряхнуть ее. Как она может отказываться понимать то, что было так очевидно?

— Алекс, секс был хорош, но просто секса недостаточно для брака. Я люблю тебя и хочу прожить свою жизнь с тобой. Я хочу, чтобы ты пахла корицей и ванилью; хочу отремонтировать этот разваливающийся дом раз и навсегда; хочу, чтобы мы состарились вместе. И даже хочу близнецов. Вот почему я решил жениться на тебе.

Алекс гневно посмотрела на него.

— Послушай, я пытаюсь спасти себя от большой боли и не хочу притворяться. И когда ты перестанешь чувствовать такую… такой… голод, ты будешь рад, что я так поступила.