Сахар на асфальте

Был седьмой час вечера, но разобрать, спешат ли люди по домам после рабочего дня, ищут ли здесь уединения или находятся еще в рутинной погоне за выполнением плана, было невозможно. В Пресненском районе всегда оживленно. Проходя мимо, мужчины бросали на нее одобрительные взгляды. Некоторые останавливались, чтобы прикурить, и тогда бегло исследовали тело по этажам: щиколотки, колени, бедра, с линии таза сразу прыжок на грудь, шея, лицо, возвращение к ногам… Полина знала, что красива. Знала, какое впечатление она производит, и не стеснялась одаривать окружающих видом спортивного, гибкого тела. Но сейчас она выглядела растерянной. С утра все валилось из рук, смятение и страх волнами наступали и селили сомнения в ее рациональный, довольно расчетливый ум. Она ушла с головой в работу, но ровно в 18:00 начальник выставил ее из кабинета со словами, что завтра очень важный день и лучше ей как следует подготовиться. Вконец разнервничавшись, Полина начала обзванивать друзей, чтобы встретиться и поболтать часов до девяти, пока Дмитрий не освободится. Но Москва не тот город, где люди легко меняют свои планы. Ее не должно быть здесь. Но ноги сами шли на Малую Грузинскую. Последние два года Полина отчаянно старалась взять судьбу за узду и сменить маршрут. И у нее получалось. С боем, воем и откатами, скрипя зубами (воительница она была знатная). Имея не только греческое имя, но и корни, Полина жила с установкой: либо со щитом, либо на щите. Теперь же время понеслось с такой скоростью, что не оставалось возможности что-либо перепроверить и обдумать. Все чаще она чувствовала себя безоружной, а то и вовсе пораженной. Сегодня. Сейчас. Она здесь и войдет в арку дома, далее он ее встретит. Волнительно. Можно убежать, как в младших классах с уроков (она иногда так поступала, разворачиваясь на 180 градусов у входной двери школы). Но все уроки должны быть все равно пройдены… Пошатываясь на черных шпильках, Полина обошла лужу на асфальте и через кирпичный свод направилась в маленький, заставленный машинами жилой двор. Ноги ее подводили, она шаркнула лакированным носком о каменный бордюр.

– Да твою ж… – выругалась Полина. – Дивизию? – подхватил знакомый низкий теплый голос.

Высокий юноша в белой футболке и джинсах стоял посреди двора и тянулся к урне, чтобы затушить сигарету. Взгляд с Полины он не сводил. Массивный подбородок, пухлые и чувственные губы, немного сросшиеся на переносице брови. Моментами нескладный, но живой и движущийся каждой косточкой своего скелета. Есть люди, которые входят в атмосферу, а есть, которые неведомым образом заставляют атмосферу образовываться вокруг себя. Таким был Лева Бикман. Его атмосфера состояла из удовольствия. Удовольствие было ключевым для него словом. И Лева по-настоящему умел жить, получая радость от каждой данной ему минуты: работа, друзья, трасса Питер – Москва или рейс Москва – Киев, игра в шахматы с отцом или разговор по душам со старым другом, неурядицы в офисе и женщины, красивые женщины – все в его мире было ярко, подвижно, маняще и вкусно!

Радость. Большой рот расплылся в широчайшей улыбке. Верхние зубы обнажились полностью, щечки стали в складочку и подпрыгнули вверх, заставляя глаза зажмуриться. Вся она стала напоминать разомлевшую на солнце кошку. Полина запустила руку в иссиня-черную гриву и перекинула волосы на левое плечо, подставляя свету линию скулы, шеи и ключицы. Дыхание перехватывало, и все, что нашлось сказать – это «Привет».

Лева шагнул навстречу и крепко обнял Полину. Уткнулся носом в ее волосы, сделал глубокий вдох, замер на мгновение, выдыхая, разомкнул объятия, отступил на полшага, посмотрел ей в глаза: «Потрясающе выглядишь». Кажется, они не виделись два года. Лев Бикман открыл дверь подъезда и размашистым, панибратским жестом пригласил зайти.

Столько лет знакомы, а она впервые у него дома. Как это интересно бывает – люди годами видятся, общаются, но за всю историю могут так и не узнать, какого цвета тарелки человек предпочитает или о какой машине мечтал в детстве, любит ли классическую музыку или рок, когда начал самостоятельную жизнь и легко ли встает по утрам. Полина смотрела Леве в спину и чувствовала, что заходит на ту часть территории его жизни, где ей никогда не было места. То, что Лева назвал своей «холостяцкой квартирой», было обставлено явно с участием женщины. Шпильки Полины издали характерный цокот: под ногами лежала симпатичная плитка с незатейливым узором из молочно-белых и антрацитово-серых ромбов. В прихожей стояла консоль с вазой под обои, а рядом висел на проводах домофон, стену подпирала неприкрученная дверца гардероба.

– Мы только закончили, нужно еще мелочи подправить, – пояснил Лев. – Я быстро в душ, а ты проходи, располагайся, вон в том углу стоят книги…