Сахар на обветренных губах (СИ)

— Вкусно пахнет, — Одинцов подошёл к плите и снял крышку со сковородки, направив запах на себя. — Класс! — улыбнулся он уголками губ и, вновь накрыв сковороду крышкой, отошёл к чайнику. Наполнил его водой и достал две кружки из верхнего ящика. — Чай, кофе? — обратился он, посмотрев на меня.

— Я ничего не буду. И вещи уже высохли, наверное. Да и мне уже пора.

— Перекусишь. Никуда твои планы не денутся, — в Одинцове вновь включился суровый препод. — По расписанию у тебя сейчас ещё полторы пары. Вряд ли на это время ты планировала ещё что-то помимо них. Как раз успеешь поесть. Заодно поиграем в пытки. А затем вали на все четыре стороны.

— В пытки?

— Да, — уверено кивнул мужчина, закидывая в кружки чайные пакетики. — Ты наврала мне насчёт того, откуда на твоей шее синяки. Поэтому я вынужден буду тебя пытать, пока не доберусь до истины. Хобби у меня такое — правду знать.

— И что вам эта правда даст? — вопросила я и тут же поспешила добавить. — Я имею в виду, если представить, что я вам наврала. Что даст вам другая информация по поводу причины появления на мне синяков?

— Исходя из причины и будем решать.

Одинцов залил чайные пакетики кипятком и поставил кружки на стол напротив друг друга. Вернулся к плите и выключил конфорку. Достал из верхнего ящика две тарелки и наполнил их гречкой с мясом. Один край на обеих тарелках оставил свободным, а затем наполнил его маленькими круглыми помидорками.

— Садись, — кивнул он на пустующий стул. — Поешь, пока горячее.

Нехотя, я села на стул, прижав колено левой ноги к груди. Одинцов положил рядом с моей тарелкой вилку, поставил рядом сахарницу с чайной ложечкой и сел с противоположной стороны стола, мазнув по мне взглядом.

— Ешь, — бросил он коротко и первым начал уминать гречку, щедро откусывая от куска черного хлеба.

Испытывая неловкость, я тоже попыталась немного поесть. Но, помня о том, что мне были обещаны пытки, кусок в горло не лез.

— Уже почти не видно, — произнес вдруг Одинцов.

— Что? — я перевела взгляд с тарелки на мужчину и, сведя брови над переносицей, непонимающе заглянула в его светлые глаза.

— Синяков на шее, — кивнул он в мою сторону. — Уже почти не заметны. Получается, трахаться жёстко ты любишь не часто. Да и начала недавно, судя по всему.

— Господи… — выдохнула я едва слышно и опустила взгляд в тарелку. Чувствуя, как кожа лица и шеи начала гореть и, наверняка, краснеть, я предпочла перекатывать вилкой помидор. В любом случае, лучше заняться этим, чем поддерживать странный разговор.

— Рассказывай. Откуда синяки? Мои уши всё стерпят.

— Я вам уже всё сказала. Не вижу смысла в том, чтобы вновь поднимать эту тему, — процедила я, понимая, что про анонсированные недавно пытки он нисколечко не шутил.

Как можно с таким хладнокровием вести разговоры не просто о сексе, а о «трахе»?

— То есть… дай подумать, — Одинцов на несколько секунд замер, а затем ткнул вилкой в мою сторону. — Тебе неудобно говорить на тему секса в грубой его форме, но ты продолжаешь настаивать на этой версии. Теперь мне вдвойне интересно, что произошло с тобой на самом деле, что для тебя удобнее списать всё на нелепый жесткий секс, чем рассказать о том, что произошло на самом деле?

— Моя личная жизнь никак не касается образовательного процесса.

— Почему ты моешься в университетском душе, а не в домашнем? — словно пропустив мимо ушей мои слова, мужчина продолжал изощрённый допрос.

— И об этом я вам тоже уже говорила, — процедила я.

— Ты живёшь с родителями или в общаге?

— Какая разница?

— Большая. Хочу знать точно, бьют тебя дома или кто-то из подружек Колесникова устроил «тёмную» в общаге. Или он сам…

— Почему вы настаиваете на том, что эти синяки как-то связаны с Колесниковым? — в этот раз я набралась смелости, чтобы заглянуть Константину Михайловичу в глаза. — Он вам лично что-то сделал или у вас просто взаимная неприязнь?

— Ты пытаешься его защитить? — мужчина насмешливо повёл бровью.

— Я пытаюсь понять причины вашего нездорового любопытства. Раньше мои синяки вас…

Я резко заткнулась, поняв, что в порыве закипающего гнева, едва не сказала лишнего.

— Почему замолчала? Договаривай. Раньше твои синяки, что?… — он поймал мой взгляд в холодный плен своих глаз и держал настолько крепко, что я осталась сидеть недвижимо. — Если бы я увидел их раньше, то и с вопросами пришёл бы к тебе раньше. Но, как ты помнишь, в университете я человек новый. И, раз уж ты самостоятельно подняла эту тему, рассказывай о том, что было до этих синяков на шее.

— Ничего не было, — буркнула я вышла из-за стола. — Спасибо за… всё. Мне пора.

Едва не теряя штаны, что были мне большие, я вылетела из кухни в сторону комнаты Константина Михайловича, где на сушилке оставила свои вещи. Встав напротив них, стянула через голову футболку и швырнула её на заправленную постель, чтобы у этого педанта от увиденного случилась паническая атака.

Едва я успела вывернуть водолазку на правильную сторону, как в комнату, без стука и какого-либо предупреждения вошёл Одинцов.