Сахар на обветренных губах

Примерно к третьей паре в университетских коридорах начали мелькать старшекурсники. Я их не ждала и я им не рада. Просто само их присутствие в университете, словно превращает его в какой-то притон.

Они ржут, громко разговаривают даже во время пар, прогуливаясь по коридору. Не считают нужным хоть немного отводить плечи в сторону, чтобы в людном коридоре не врезаться в них. Приходя в универ, как в кафе, позволяя себе пить энергетики или просто устраивать пикники на подоконниках в коридоре или в ботаническом холле, где полно цветов и есть стеклянный стол. После них цветочные горшки заполнены фантиками и упаковками из-под фастфуда.

Я не говорю обо всех старшекурсниках. Я говорю только о тех, кто водится в компашке Колесникова Вадима. Этот парень плевал на авторитеты, высмеивая даже преподавателей. Плевал на правила, плевал на требования, плевал на то, что о нём подумают. Он не считался ни с чьим мнением и просто игнорировал всех им недовольных.

Легко быть королём мира, когда знаешь, что папочка купит любого, на кого покажет твой палец. Именно так и живёт Колесников Вадим, периодически попадая в новостные паблики соцсетей, как заядлый гонщик и участник подпольных боёв.

До тошноты банальный мажор. Почти карикатурный. Но девочки в универе пускают слюни при виде него и восхищаются любой дичью, совершенной им. На его стороне смазливая мордашка, крутая тачка и куча денег.

Этот парень имеет абсолютный карт-бланш в этой жизни и не ценит ничего, а я мечтаю иметь хоть каплю той беззаботности, которой у него цистерны.

Я вышла из аудитории вслед за Викой, которая рассказывала мне историю о какой-то своей родственнице, сломавшей ногу на выходе из автобуса.

Клянусь, у Вики миллион родственников и с каждым из них обязательно случалось нечто подобное. Странно, что у Вики до сих пор всё целое и невредимое.

О себе и, тем более, о своих родственниках я никогда ничего никому не рассказывала. Потому что нечего и, главным образом, стыдно. Что я могу рассказать людям? Пьющие родители, бьющий отчим? Это не та тема, с которой можно будет соскочить в легкую ненавязчивую болтовню. В школе о том, что происходило за стенами в нашей квартире, знали только учителя и комиссии, которые они собирали, чтобы проводить проверки у нас дома. Но даже в те дни мама и отчим пытались строить идеальную семью. Квартира оказывалась чистой, холодильник полным, а на плите еда. Будто учителя идиоты, которые не видят синяков на матери и не ощущают запах перегара, который не перебивала даже вонь от жареного лука.

У Вики, судя по всему, таких проблем никогда не было.

В коридоре мы оказались в потоке других студентов. Судя по смеху, при котором никто не старался быть хоть сколько-нибудь тише, компашка Колесникова была где-то рядом.

Один из парней, идущих прямо передо мной, резко развернулся ко мне лицом и продолжил идти спиной вперед, крикнув куда-то за меня:

– Вадя, ты идёшь, не?

– Пять сек, – крикнул, судя по голосу, Колесников. – Закинь в аудиторию.

– Ага, – сказал парень и поднял руки, очевидно, приготовившись что-то поймать.

Я рефлекторно втянула голову в шею, надеясь, что это «что-то» не прилетит мне в голову.

Но это «что-то» прилетело мне точно в спину. И достаточно ощутимо.

Парень впереди меня заржал. По коридору тоже разнеслись смешки.

Резко обернувшись, я опустила взгляд в ноги и поняла, что мне в спину угодил рюкзак засранца-Колесникова.

– Сорян, – сказал он, подняв ладони.

По его широкой белозубой улыбке я поняла, что он нисколько не сожалеет о содеянном. И до того, как я повернулась, сам от души ржал над тем, что произошло.

– Придурок, – шепнула я себе под нос и пошла дальше вместе с Викой, проигнорировав рюкзак парня, оставшийся на полу.

– Эй! Ты, что, обиделась? – донеслось мне в спину.

Но даже сейчас в голосе Колесникова я не услышала ни капли сожаления. Скорее, он играл на публику, внимание которой привлек к себе и, к сожалению, ко мне. А оказавшись на сцене, он просто продолжал отыгрывать начатое, чтобы люди продолжали улыбаться и скалиться тому, какой он для них классный.

Я не стала даже оборачиваться. Просто шла дальше до лестничных пролётов, чтобы подняться на этаж выше, где будет проходить следующая и последняя на сегодня пара.

– Зачем ты его проигнорила? – шипела Вика, поднимаясь вместе со мной по ступенькам. – Он же классный!

– Классный, как кто? Как клоун? – повела я скептически бровью.

– Эй, зелёная толстовка, – я снова услышала голос Колесникова в этот раз на пролёт ниже.

Пришлось остановиться, перегнуться через перила и посмотреть на парня сверху вниз.

Он всё ещё широко улыбался. Его публика была рядом и тоже скалилась, довольная своим вожаком.

Парень он, разумеется, симпатичный. Черные волосы на голове в вечном хаосе, но ему идёт. На лице с четко очерченными скулами и щетиной часто видны следы от синяков или ссадины, полученные во время боёв. Огрубевшие костяшки пальцев из-за многочисленных драк. А ещё я очень часто вижу, как он прикусывает нижнюю губу и почти жуёт её, когда кого-то слушает или о чем-то думает. Это действо без слов говорит о его импульсивности.