Сахар со стеклом

Всё. Он дома. Жив и здоров, вроде бы. Пьян, если судить по густому запаху алкоголя в комнате. Так чего я стояла и смотрела на полуголого сводного брата? На человека, превратившего мою жизнь в кошмар. Но я должна была убедиться, что он и правда в порядке, раз уж пришла, что не пострадал. Потому что если судить по рубашке, то всё не так радужно, как могло показаться.

Я тихо подошла ближе к спящему парню. Его тёмные волосы разметались, а веки едва заметно подрагивали. Костяшки кистей были сбиты в кровь, которая бурой коркой запеклась на коже. Губа припухла. На ней тоже кровь, но всё ещё свежая, не свернувшаяся. Алексей даже во сне не выглядел слабым и беспомощным, как все нормальные люди. Широкие, уже по-мужски крепкие плечи, узкая спина и… дальше не буду смотреть.

Наверное, я сошла с ума, спятила, тронулась умом или отправила адекватность далеко в космос. Но я протянула руку и прикоснулась кончиком пальца к капле крови на губе сводного брата.

Прошла секунда. А потом боль хрустнувшего запястья ослепила и заставила вскрикнуть. Я попыталась выдернуть руку, но попытка оказалась тщетной. Лекс был пьян, а глаза его заволокло туманом. И не успела я и ойкнуть, как он дёрнул меня, и в одно мгновение подмял под себя, навалившись всем весом.

Он тяжёлый, от него пахло алкоголем, смешанным с парфюмом. Едко, пугающе. Мне стало нечем дышать. Я едва не задыхалась, но крик так и застрял в горле, не вырвавшись. Попыталась отчаянно бороться, оттолкнуть парня. Но разве это мне под силу? Моё кошачье сопротивление он даже не почувствовал.

– Рад, что ты пришла, – прохрипел он мне куда-то в шею.

А потом прижался губами к плечу и больно прикусил, отчего я вскрикнула.

– Обалденно сегодня пахнешь.

Лекс провёл носом по моей шее, заставляя страх, боль и унижение смешаться в жуткий коктейль, приправленный каким-то странным жгучим ощущением. Тело было будто оголённый электрический провод.

Когда ладонь Шевцова сжала мой подбородок, я зажмурилась и замерла. С ужасом осознала, что бороться бесполезно. Мы были одни в огромном доме, сейчас ночь, а намерения Шевцова вполне прозрачны. Если стану бороться, будет только хуже.

Моё тело словно окаменело. Пусть так. Я просто сожму зубы и буду терпеть, пока всё не закончится. Пока он меня не отпустит. А что делать завтра – придумаю потом.

Но я себя переоценила. Когда его ладонь скользнула на мою талию, не выдержала и выдохнула:

– Лёша, пожалуйста, – голос сорвался, – я не хочу. Не надо, Лёша…

Шевцов вдруг замер, поднял затуманенный взгляд, пытаясь разглядеть что-то в моём лице при неверном свете луны. Во взгляде проступил шок.

– Бестолочь? – его голос всё ещё был хриплым, но в глазах появилось осознание, и Лекс поднялся на вытянутые руки. – Какого чёрта ты тут забыла?

– Хотела убедиться, что ты целый и невредимый, – ответила тихо, боясь даже пошевелиться, вдруг он разозлиться и продолжит.

– Чокнутая. Убирайся! – Алексей отстранился и, не дав мне даже возможности выползти из-под него, сталкнул к кровати.

Я скатилась и упала, неуклюже приземлившись на четвереньки, едва не взвыв от боли в недавно ушибленном колене. А потом едва ли не с низкого старта сделала ноги.

Расстояние до комнаты показалось длинным и непреодолимым. За мной никто не гнался, но я всё же стремглав бросилась к двери. Момент, когда я судорожно закрывала замок в своей комнате, становился уже регулярным. Но в этот раз получилось далеко не с первого раза, потому что руки просто ходили ходуном. До кровати я тоже добралась не сразу. Просто осела на полу посреди спальни в полной темноте, чувствуя подступающую истерику.

Какого чёрта, Шевцов? Что такого я сделала тебе? За что ты превратил мою мечту жить с матерью в ад?

Глава 20

Лекс

Память.

– Знаешь, Лёха, – как-то сказал Должанов, – это стрёмно – помнить всегда, что творил по синьке. Бухой он на то и бухой, чтобы забыться.

И я с ним вполне согласен, потому что моя память, наверное, уникальна. Как бы я не надирался, хоть до поросячьего визга, я всегда всё помню.

После вчерашнего «разговора» с Ермолаем и его миньонами мы с парнями хорошо накидались. Тому дерьму, что бурлило внутри меня, нужно было дать выход.

Я понял, что подо мной не Ирка ещё до того, как она начала умолять. За пару секунд. Ирка пахнет совсем иначе – ярче, развратнее, слащавее как-то. А ведь дура бестолковая с огнём играла, едва не доигралась.

Бестолочь хоть и бесит меня, но ведь я не хотел ничего такого. Подобные вещи – табу.

И всё же, в душе гадко как-то. Испугал девчонку. А она только по началу сопротивляться пыталась, а потом одеревенела вся, застыла, словно сдалась. Просила не трогать. «Не надо, Лёша, пожалуйста…»

– Мать твою! – остервенело ударил кулаком в дверцу шкафа. – Дебил!

Подсохшие раны на костяшках лопнули, измазывая белое дерево. Боли я не чувствовал сейчас.

Ей же вчера и от Ермолая досталось. Хреново всё это.

Я пошёл в ванную. Нужно засунуть было голову под кран, может хоть тогда в ней перестанет стучать набат. Но воды в кране, почему-то, не оказалось. Что за фигня такая? Пришлось тащиться в общую на первом этаже.