Сахара

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Судно высадило меня в Роттердаме после приятного путешествия без каких-либо приключений. В свободное от работы время кипрские моряки играли в нарды. Поскольку кости у них уже имелись, я научил их играть в более интересную игру: в крапс. Удача сама шла в руки. Даже не пришлось обманывать, чтобы общипать их на пару сотен долларов. В Европе осень. Возвращение к цивилизации всегда приходит для меня с трудом. Слишком много людей, слишком много шума, слишком много правил. Я сразу же направился в Бордо, где всегда оживают детские воспоминания.

Именно здесь поселилась моя семья после изгнания из Марокко. Здесь же я пережил и собственные «четыреста ударов»[2].

Физически я был необычайно развит для своего возраста, и полностью посвятил себя единственному интересному для себя занятию, которым в то время мог заняться, то есть — уличным приключениям. Параллельно с этим я немного походил в лицей, чтобы доставить удовольствие матери. Но это было с моей стороны единственной уступкой. Помню день экзаменов на аттестат зрелости. Я уже был шефом банды, поэтому в лицей прикатил на краденой машине, с одним из своих парней в качестве шофера.

Тогда я наделал массу глупостей, заставивших покинуть город в весьма юношеском возрасте. Следующий год я провел на Лазурном Побережье, стараясь выехать за границу. Чтобы умотать из Франции я пробовал всего.

Дважды я вступал в Иностранный Легион, записался добровольцем во время Шестидневной Войны: это же сколько неудачных попыток. В конце концов, напал на судью по делам несовершеннолетних не такого глупого, а может чуточку посимпатичнее, чем иные, который сделал необходимое, чтобы я получил паспорт. В Каннах я уселся на судно до Буэнос-Айрес — мне было всего восемнадцать; а после того — семь лет интенсивных приключений, удовольствий, путешествий. В Бордо после того возвращаюсь впервые. Интересно было бы повстречать моих давних дружков, что остались из ничего не осознающей банды пацанов, которыми мы тогда были. А прежде всего, хотелось бы увидеться с толстяком Кристианом. Его я отправился искать в баре, где чаще всего привыкли встречаться. Хозяин, толстый и усатый, никак не может остыть от изумления:

— Чарли, блин, сколько лет, сколько зим. Сидел?

— Нет.

— Смылся?

Здесь практически ничего не изменилось, и потому чувствую себя не в своей тарелке. В тех беднейших кварталах как Капус, Клобер, Сан-Мишель, где подростком я искал приключений, теперь проживают иностранцы. В каждой семье: испанской, португальской или арабской, по крайней мере один парень сидит или скрывается. Понимающее подмигивание бармена, этого старого альфонса, весь этот цирк уж слишком припоминает мне все, что я знал до того.

Это возвращение к прошлому, которое мне казалось окончательно закрытым. Перебиваю усатого, который уже начал какой-то рассказ:

— А толстый Кристиан, знаешь, где его найти?

Не прошло и часа, и я уже знаю, где искать дружка. Проживает на одной из тех грязных улочек за портом. Дом не выглядит слишком привлекательно: четырехэтажное здание, темное и пропитанное сыростью. Крис проживает на последнем этаже.

Стучу. Открывает он сам.

— Чарли!

Черт подери! Он изменился, совершенно не походит на парня, которого я знал. Толстяк Кристиан сделался просто огромным. Весит не менее центнера, черты лица сделались более грубыми. Он постарел.

Несколько неуверенно он приглашает меня зайти. Здесь опять неожиданность. Кристиан женат. В кухне знакомлюсь с его женой, брюхо которой не уступает мужниному. Но у нее имеется объяснение: она беременна.

Немного разочарованный и понимающий, что я здесь не к месту, гляжу, как Кристиан, который тоже чувствует себя не в своей тарелке, наливает анисовку. Посылая мне полные робости взгляды, он обыскивает свою засвиняченную квартиру, но, в конце концов, находит в этом бардаке две чистых рюмки. Собственно говоря, его рожа лишь немного жирноватая, осталась такой же, что и раньше, постарел он, в основном, из-за своего пуза. Когда он наконец-то садится напротив меня, я узнаю своего старого приятеля. Наша неуверенность быстро испаряется, и уже совершенно расслабившись мы выпиваем рюмку за рюмкой, вспоминая давние времена.

— Слушай, а где твой брат?

— Приказал долго жить.

Младший брат Кристиана был замечательным пацаном. Не повезло. Но чего-то стоил.

— И что случилось?

— Обрабатывал ювелира.

Он потягивает глоток анисовки, выпускает дым из своей маленькой сигары.

— Ювелир пальнул ему в спину. Целую неделю мучился в больнице.

Это удар. Первый. По мере того, как выпытываю про других членов банды, толстый Кристиан выпивает глоточек анисовки и сообщает мне приговор: умер в тюрьме или, если парню повезло, скрывается. Девушки повыходили замуж или просто исчезли.

— Только одна часто звонит мне, чтобы спросить про тебя. Это Сюзи. Видно здорово к тебе клеится, потому что всякий раз настаивает, чтобы сказал ей, где ты и что ты. Если бы я знал…

— А она уже не с малым Пейрусом?