Сахарные барашки

Она и во сне привыкла качать колыбель, укрывать тряпьем младенца. И теперь, когда столько лет прошло после последних родов, она, по старой привычке, ложилась с краю, и рука ее всегда свешивалась у того места, где когда-то стояла колыбель. Иногда, со сна, она снова принималась ее покачивать. Четырнадцать детей родила она, и почти все они поумирали, часто не доживши и до года. Другие умерли в два, в три года. Уцелели только двое, и, может, это к лучшему… Кому же под силу прокормить такую семью? Йокубасу казалось, что еще так недавно он купал своего первенца в корыте, а ведь сколько времени с тех пор прошло! И никогда у них не бывало хлеба вдоволь, и радости настоящей не было… Пока сыновья подрастали, ему одному с женой год за годом приходилось отгонять от себя голод. Весной всегда надо было занимать хлебушка у богатеев до нового урожая.

* * *

Который уж день в долине шла работа. Пустовавшая несколько лет земля трудно поддавалась бороне и плугу. Глина затвердела, борозды на ней топорщились, вставали дыбом. На бороны приходилось класть большие булыжники, иначе их на выбоинах отшвыривало в сторону. Лошади новоселов, отощавшие на плохих кормах, с трудом тянули плуг. Мужчины бегали в МТС, просили прислать трактор. В конце концов, пыхтя и подпрыгивая, он выехал на пустырь. Посмотреть на машину сбежалась детвора, пришли и старики. Трактор клыками нескольких плугов быстро вгрызся в пашню и, гремя, стал взрезать дерн, не останавливаясь ни перед какими препятствиями. По краям долины загорелись огни — дымился сваленный в кучи пырей. Вспаханная площадь с каждым днем все расширялась и расширялась, захватывая склоны. Дни стояли по-прежнему теплые и ясные.

Йокубас только издалека, со своего двора, поглядывал на долину. Однако когда там появился трактор, и он подошел поближе: машина с необычайной силой притягивала его к себе. Он по целым часам мог глядеть, как она маячила то здесь, то там, изредка постреливая, точно из ружья. Как черепаха, проползала она туда и обратно. Он давно бы уже пошел разглядеть ее как следует, да гордость не позволяла. Йокубас все еще был в ссоре со своими сыновьями. Однако старик каждый день совершал свое небольшое путешествие, оббивая палкой зазеленевшие кочки, сбрасывая с тропинок в канаву комья и хворост. Иногда ему случалось спугнуть жаворонка, и птица, заливаясь, подымалась к небесам. Усевшись на пригорке, отец снимал шапку, и легкий ветер ерошил его седые волосы. Однажды, увидев в долине запряженную в борону сивую кобылу, Йокубас подумал: «Откуда эта сивка появилась? Кобыл всяких тут развели!»

Подле маленькой березовой рощи, на кооперативной земле, полно было детей и взрослых. Кузнец Марцинкус поставил здесь свои мехи и на вольном воздухе правил плуги, бороны. Наконец Йокубас не вытерпел и в один прекрасный день спустился к людям. Большая часть кооперативного участка была уже засеяна. Мужики, торопясь справиться и со своей землей и про кооперативную не забыть, трудились тут до полуночи. Глядишь, совсем уже темнеет, родители силком гонят спать малышей, а они жмутся к огоньку, бегают наперегонки с собаками. В темноте исчезают пашни, люди, только там и сям раздаются голоса. Другие, окончив работу на своих полях и отужинав, с наступлением темноты снова возвращаются в долину. Только и слышно:

— Так как же, Юргис, поработаем ночку?

— Отчего же нет? Поработаем! Ночи стоят светлые.

И в их голосах звучит какое-то удовлетворение. А если кто-нибудь чиркнет спичкой, то можно разглядеть улыбающиеся лица. Теперь так и жди: пустив изо рта дым папиросы, шутник отпустит какое-нибудь острое словцо, весело выругается или громким голосом прикрикнет на коня, беспокойно тянущегося к свежей травке. А там, смотришь, перепрягают лошадей, мужики советуются, как бы получше все сделать, разглядывают на ладони семена.

Теперь уже Йокубас ежедневно стал спускаться в долину. Встав поутру, он торопился покормить скот, наколоть дров и как можно поскорее выбраться из дому. Какое-то чувство гнало его к людям с бедного, одинокого двора, из душной избы. И не только Йокубас, но и старик Мартинас, и отец кузнеца каждый день ходили на «куперативную» землю, и хотя они мало чем могли помочь молодежи, а все чего-то топтались вокруг машины, обсуждая свои дела.

— Все-таки вместе работать как-то приятнее, — молвил раз Йокубас, разглядывая, как за четырьмя лемехами ложится земля, в которую высаживали картофель.

За картофельным полем уже зеленела большая площадь яровых.

— Да-да, — поддержал Мартинас, — много приятней и полегче. Как пчелы, одна за другой, одна за другой, глядишь — и улей наполнят.

Оба старика сидели под березой, к стволу которой был прилажен желобок. Березовый сок стекал в солдатский шлем, подвешенный вместо котелка.

Йокубас встал на колени, обеими руками взял шлем за края, наклонил его и напился соку. Утерев полой пиджака рот, он стал медленно разворачивать платок и вытащил свой кларнет. Послюнявив язычок кларнета и осторожно наложив пальцы на все отверстия, он подул.