Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Евгений Барабанов (автор «Открытого письма» 1973 г. с протестом против тотального контроля власти над судьбой отечественной культуры), по счастью, арестован не был.

Но возникает вопрос, почему КГБ СССР было бессильно против Сахарова, почему его сказанных у лифта курьеру нескольких слов «она больна; беру на себя, она больше не пойдет» было достаточно, чтобы Елену Боннэр больше на допросы не вызывали и вообще это ее дело (с передачей на Запад «Дневника» Кузнецова) замяли? Детальный ответ на этот вопрос – задача для будущих историков, но уже сейчас на основании большого опыта и рассекреченных документов (далеко не всех) можно с уверенностью сказать, что вопросы судьбы Сахарова, его ближайшего окружения, а также ставших известными на Западе диссидентов и еврейских отказников решались в центральном аппарате КГБ СССР, подчиненном непосредственно Председателю КГБ СССР, либо еще выше – в Политбюро ЦК КПСС, то есть на уровне «большой политики», а не в Пятом «идеологическом» управлении КГБ СССР.

Но это все верно в общем плане. А в конкретных случаях никогда не было известно, что и как там повернется, какие решения принимаются на «нижних этажах», а какие задания спускаются с «Олимпа власти». То есть риски, в том числе и самые страшные, были всегда. Сахаров пишет об этой, мягко говоря, неуютной неопределенности, непредсказуемости. О рисках говорят и «странные» гибели некоторых посетителей Сахарова или некоторых диссидентов, и убийство Константина Богатырева в 1976 г., и угрозы детям и внукам (увы, не только угрозы, – неожиданное отравление двухлетнего внука Елены Боннэр, чуть его не убившее, в августе 1975 г. перед ее первой поездкой в Италию для лечения глаз), и, конечно, аресты и сроки, сроки – но опять же не всех подряд, а как-то выборочно. Вот такая русская рулетка для каждого, кто решился встать на путь противостояния тоталитарной системе.

Сахаров:

«В декабре мы с Люсей оба легли в больницу. Мне давно советовали обследовать сердце, а Люсе совершенно необходимо было начать лечение тиреотоксикоза. Благодаря моим академическим привилегиям нас поместили вместе в отдельной палате. В общем, это было нечто вроде санатория, очень нам в этот момент нужного. Я работал, Люся правила текст и давала хорошие советы – так родилось хорошее сжатое автобиографическое предисловие “Сахаров о себе” к намеченному в США изданию моих выступлений; мне и сейчас эти несколько страниц кажутся удачными».

Из предисловия «Сахаров о себе» ([21], с. 274–289):

«Большинство моих выступлений адресованы руководителям нашего государства или имеют конкретный зарубежный адрес. Но внутренне я обращаю их ко всем людям на земле, и в особенности к людям моей страны, потому что продиктованы они заботой и тревогой о своей стране и ее народе.

Я не являюсь чистым отрицателем нашего образа жизни, признавая многое хорошее в наших людях и стране, горячо ее любя; но вынужден фиксировать внимание на негативных явлениях, так как именно о них умалчивает казенная пропаганда и так как именно они представляют собой наибольший вред и опасность. Я не являюсь противником разрядки международной напряженности, торговли, разоружения – напротив, в ряде работ я призываю именно к этому; именно в конвергенции я вижу единственный путь спасения человечества, но я считаю своим долгом указывать на все скрытые опасности ложной разрядки, разрядки-сговора или разрядки-капитуляции, и призывать к использованию всего арсенала средств, всех усилий для достижения реальной конвергенции, сопровождающейся демократизацией, демилитаризацией и социальным прогрессом».

Сахаров: