За окном мелькает ночной город. Вот и улица Гагарина, и сахаровский дом-тюрьма. Вылезаем из машины и попадаем в руки милиции. Капитан Снежницкий требует, чтобы я шла в опорный пункт милиции. Естественно, все остальные идут со мной. Андрей ведет меня под руку. "Я тоже мог бы с Вами под ручку пройтись, я тоже мужчина", — изголяется капитан. Весь последующий разговор он ведет в тоне непрерывной издевки. Он так оскорбительно и привычно груб, что я перестаю на него реагировать. Очевидно, ему разрешен такой тон, а может быть — и запрограммирован? Мы с Андреем перекидываемся какими-то человеческими словами и радуемся, что видимся хоть так.
Через какое-то время, может быть — через час, в течение которого гебешные мальчики бегают туда-сюда и явно консультируются по телефону, их начальство принимает решение: мне надлежит сегодня же под их присмотром выехать в Москву. За это время Люся сооружает мне какой-то ужин, Лизанька и Андрей поят меня чаем (в опорном пункте), в квартиру меня так и не пустили. Потерянно прощаемся… Я сажусь в машину, по бокам — гебешники, впереди — Снежницкий. Опять шуршат шины по ночным улицам Горького — меня везут к вокзалу.
Потом я пыталась испросить разрешение на посещение Андрея у Андропова в КГБ и у Рекункова в Прокуратуре Союза. Ходила и туда, и туда на прием, писала заявления. В приемной КГБ какое-то ответственное лицо, назвавшееся Андреем Анатольевичем Ивановым, сообщило мне, что я не могу видеться с Сахаровым в Горьком, потому что я — антиобщественный элемент.
… Из вороха воспоминаний о недавнем прошлом я выбрала очень немногое. Когда-нибудь, когда жизнь полегчает и у нас появится досуг, мы будем подробнее писать об ощущениях, пережитых в наше трудное время, а историки и писатели восстановят по ним не только чреду событий, но и вкус нашего горького века.
Впрочем, все прошлые поколения считали свое время не лучшим. Нам, глядящим на свое время изнутри, оно не дает передышки, швыряя от отчаяния к надежде. Я — оптимист, мне свойственно преобладание надежды. Не то, чтобы я была уверена в светлом "завтра", но историческое "сегодня", при всей его непостижимой и нелепой жестокости, все же отличается от полной кромешности сталинского лихолетия. Как оптимист, я хочу верить, что в наш век возможна восходящая эволюция и социалистического общества.
То, что такой человек, как Андрей Сахаров — ученый и мыслитель — всем своим существом включен в борьбу за права человека, представляется мне светлым знамением времени.
То, что эти его усилия оценены современниками, то, что он, Сахаров-правозащитник, известен всему миру, — тоже знамение времени.
Е. Гнедин
"Андрей Дмитриевич Сахаров в изгнании…"
Андрей Дмитриевич Сахаров в изгнании. Под строгим надзором. Лишен переписки и контакта с людьми, не только с учеными и друзьями. Отрезан от мира. И все же можно с полным основанием сказать о нем словами Анны Ахматовой, относившимися ко Льву Толстому: "Конечно, он всегда и отовсюду слышен и виден — из любой точки земного шара, но уже как явление природы, ну, как зима, осень, заря".
Сходство между нашим великим современником и великим русским писателем прошлого — в огромном общественном значении их нравственного облика и подвига и в том, что оба эти выразителя чаяний человечества оказались в конфликте с властью своего времени. Эта трагедия имеет всеобщее значение.
Люди, убежденные в непреложности ценностей, гуманным и мужественным поборником и хранителем которых стал Андрей Дмитриевич Сахаров, всей душой с ним, обращаются мыслью к нему в день его шестидесятилетия и желают ему сил и здоровья.
С. Каллистратова
БЕЗЗАКОНИЕ
(Заметки юриста)
Мы живем не в правовом государстве. Не только должностные лица, но и высшие партийные и советские органы нарушают ими же изданные законы. Примеров таких нарушений много. Самый яркий пример открытого, циничного нарушения — это ссылка мужественного и непримиримого борца за права человека, академика Андрея Дмитриевича Сахарова.
И вот, среди бела дня 22 января 1980 года в Москве на улице был схвачен Анд рей Дмитриевич и в тот же день без следствия и суда под конвоем отправлен в ссылку в г. Горький.