Правозащитников, осознавших и открыто проявивших себя за последние 10-15 лет, объединяет (вернее — сближает, роднит)
не какая-либо определенная система взглядов — политических или религиозных;
не те или иные интересы (национальные, классовые, сословные, профессиональные);
даже не сопротивление огромной силе давления, нажима, направленной на деформацию личности и поведения, на внушение конформности (хотя именно это сопротивление обычно наиболее заметный внешний признак "диссидентства").
Духовная близость, родство, симпатия возникают благодаря сходству внутренних побуждений. Побуждает же и подвигает — любовь.
Любовь как неприятие ненависти, в том числе мести, в том числе — так называемого справедливого возмездия.
Любовь — идентификация себя с другим, стремление к пониманию этого
Любовь как утверждение самоценности
Любовь как неприятие насилия, жестокости, лжи в качестве средства совершенствования человека и человеческих отношений.
Андрей Дмитриевич Сахаров достойно и естественно представляет тех, чьим главным ведущим мотивом является любовь. Никто не устанавливал этого "представительства" — оно совершилось само собой. Праведник — не президент, не глава правительства, не генеральный секретарь, его не выбирают и не назначают. Светочем для людей он становится незаметно для самого себя.
Мне повезло: я лично знаю этого удивительного, светлого человека, и многие мои друзья лично знают его. Но светочем он является не только для нас, знающих его лично, но и для многих доброжелательных людей, знающих
А.Д. Сахаров призывает (в том числе и руководителей советского государства) прекратить жестокое и унижающее человеческое достоинство обращение с заключенными; освободить (амнистировать) политзаключенных — узников совести (то есть людей, репрессированных исключительно за высказываемые ими — устно или письменно — взгляды и, следовательно, не совершивших никаких преступлений).
Академик Сахаров пишет статьи и книги — о стране и мире, об угрозах, нависших над человечеством, и о поисках выхода. И каждое слово в этих статьях и книгах проникнуто любовью к людям, к стране, к человечеству, к Миру. К Миру — в обоих смыслах.
За все это Андрей Дмитриевич был лишен многих социальных и материальных привилегий — но это его, разумеется, не остановило. Вот уже ряд лет он подвергается все усиливающимся преследованиям, слышит все громче раздающиеся в его адрес угрозы. Это его тоже не останавливает. Почти в полной изоляции он продолжает свой подвиг любви, самоотверженности, терпения…
(Замечу в скобках, что с некоторыми утверждениями Андрея Дмитриевича я не согласна, некоторые положения, для него несомненные, я сомнению подвергаю. Но это ничего не меняет в моей оценке его необыкновенной личности.) Я все больше убеждаюсь, что мне довелось встретить "положительно прекрасного человека".
Да, удивительный человек — и удивительна судьба его! Большой ученый, силой своего таланта создавший нечто, имеющее чрезвычайное значение (или кажущееся таковым) для государства, обеспечившее государственную мощь. Заслуги его были сразу же признаны и высоко оценены и властью, и миром науки. Его наука, которой он был поглощен и увлечен. Счастливый человек!
Счастливый? Но с какого-то момента он увидел мир за пределами своей науки. Мир проблем жизни человеческой, очень далекой от счастья. И проникся их значимостью.
Создатель "супер-бомбы" (видимо, тогда он полагал, что в руках его государства это оружие обеспечит мир его стране и всей земле) осознал катастрофическую опасность некоторых достижений современной науки (в том числе и его собственных). Размышляя об этом с позиций ученого и подлинного гуманиста, он пришел к мысли, что зреющую опасность можно ограничить и предотвратить путем мирного сосуществования с государствами другой системы (это — вовне) и путем либерализации внутреннего государственного устройства (т.е. обеспечения человеческих, гражданских и политических прав). Свои "Размышления…" по этому поводу (1968 год) он адресовал всем людям доброй воли; обращался к властям своей страны. В этих "Размышлениях…" он не отвергал социализм, однако указывал на необходимость сочетания его с подлинно демократическими свободами.