Саксонские и нормандские короли. 450 – 1154 гг

Иоанн Солсберийский рассказывает нам, что, аргументируя свою позицию перед папой римским в 1139 г., представлявший интересы короля Арнульф (позднее епископ Лизье) сослался на два довода: на то, что Матильда незаконнорожденная и что Генрих на смертном одре изменил свое решение и назвал своим наследником Стефана. «И он заявил, что это публично было доказано Вильгельму, архиепископу Кентерберийскому, и папскому легату в присутствии служителей церкви клятвой эрла Хью (Бигода) и двух рыцарей. И, услышав это доказательство, архиепископ признал притязания Стефана на корону, а епископы и знать выразили свое единогласное одобрение и согласие. То, что было сделано с такими церемониями, не могло, по его заключению, остаться незавершенным». В ответ защитник интересов императрицы отмел обвинение в незаконности ее рождения и отрицал, что Генрих изменил свое решение: «Что касается вашего заявления, будто король передумал, то ложность его подтверждают те, кто присутствовал при его кончине. Ни вы, ни Хью не могли знать о его последней просьбе, так как вас там не было». Одобрение архиепископа не могло причинить вред императрице — а ведь ей все они давали клятву верности, — так как она была обречена потерять свою корону, не получив даже возможности ответить на выдвинутые против нее обвинения. Жильбер Фолио подробно говорит о законнорожденности императрицы. Этот пункт особенно его беспокоил, так как его позиция почти полностью основывалась на ее наследственных притязаниях. Но он все-таки рассматривает вопрос, может ли отец лишить наследства законнорожденного ребенка, и отвечает на него: только в случае бунта или чего-либо подобного. И он твердо (хотя и ошибочно) утверждает, что императрицу никогда нельзя было в этом обвинить[3]. Этот довод, возможно, формальный, но в нем было скрыто обвинение в том, что Генрих отказался от своей дочери на смертном одре. Во всяком случае, мы можем поверить Иоанну Солсберийскому на слово в том, что это засело у людей в головах. Иоанн делал свои записи при Генрихе II, сыне императрицы: у него не было мотива для того, чтобы поправить дело Стефана, разве что, возможно, дискредитировать представителя интересов Стефана, особого врага Иоанна. Была ли эта история правдивой — вопрос другой. Самые первые летописцы Ордерик Виталий (1141), Уильям Мальмсберийский и Иоанн Вустерский (ок. 1142) не упоминают о том, что Генрих изменил свое решение на пороге смерти. Но Уильям и Иоанн были верны императрице, когда вели свои записи.

Биограф Стефана, делая свои записи, по-видимому, в начале правления Генриха II, приходит к любопытному компромиссу. Весь план действий был придуман Стефаном; по его прибытии в Англию он был немедленно избран жителями Лондона — и нам читают лекцию о правах Лондона, в которой автор, мягко говоря, выражает слишком сильный протест. Далее нам подробно рассказывают о полемике в присутствии епископа Кентерберийского, решение которого как первого советника и человека, который будет возводить на престол нового короля, было жизненно важным. Архиепископ возразил, что он присягнул на верность Матильде. Ответ на это был поистине очень необычным. Генрих добился клятвы верности и выдал свою дочь замуж в Анжу с целью добиться мира между Анжу и Нормандией. Этот похвальный проект, который делает из Генриха бескорыстного нобелевского лауреата, создал трудность: он знал, что бароны присягали неохотно. И вот на пороге смерти он освободил их от данной ими клятвы, чтобы его интрига больше не причиняла им беспокойства. Будет ошибкой слишком серьезно воспринимать чьи-то речи в средневековых летописях: прямую речь постоянно использовали в качестве средства, придающего колорит и драматизм ситуации, чтобы дать возможность актерам или автору дать комментарии; никому и в голову не приходило заподозрить их в стенографической точности. Но тем не менее они зачастую бывают чрезвычайно интересны; и этот довод обладает своей собственной логикой, которая, очевидно, так и не была замечена. Мотив Генриха явно абсурден. Если его целью был мир, ему нужно было связать своих баронов всеми возможными клятвами, когда он лежал на смертном одре. Но на самом деле «анжуйский» брак не был гарантией мира с Анжу или в пределах его собственных владений при его жизни. Да и мир ради мира не имеет ничего общего с Генрихом I, насколько мы можем о нем судить. Это просто ореол легендарного Генриха I, «приверженца мира», на которого люди оглядывались с ностальгией из хаоса последующего правления. Это смехотворно, но ведь какое-то объяснение было нужно безотлагательно. Доводы архиепископа против Стефана убедительны. Как же тогда он оказался вынужденным короновать его?