САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 Потом наступила зима. Снегу наваляло так, что глазам становилось больно на него смотреть. С наступлением зимы Сакуров решил реализовать новую партию поросят. Реализовав, он нарвался на скандал с участием Мироныча, снова обойдённого в части облюбованных им свиных частей ещё при их жизни. Потом была грандиозная пьянка по случаю реализации, во время которой Мироныч продолжал скандалить, а Варфаламеев сочинил новое хокку типа:

 «Бутылка сакэ

 Не повредит голове.

 Вредно вообще не пить…» (126)

 Потом Сакуров завалил две ракиты, каждая в три обхвата, и распилил их на дрова. А так как сырые дрова плохо горели, то, пока они сохли в сарае, Константин Матвеевич ходил в посадку за сушняком. По неопытности он тащил их посадок всё подряд, и не всегда получалось так, что печь полыхала жаром.

 «Чё ты домой всякий мусор тащишь?» – как-то хмуро поинтересовался трезвый Жорка.

 «А чё надо?» - спрашивал Сакуров.

 «Во-первых, не бери труху, - принялся поучать Жорка, - во-вторых, не хватайся за акацию и дички типа сливы с яблоней, во-вторых, зря ты притащил этот вяз толщиной с собственное туловище. Хотя, если ты его распилишь, а затем расколешь, - лучше дров не найти. И потом: не ползай в той стороне, где добывают дрова Виталий Иваныч и Семёныч: хрен ты там чем разживёшься…»

 Про Варфаламеева Жорка умолчал, потому что бывший лётный штурман, не пропустив ни одной пьянки, умудрился ещё летом завалить на задах своего участка три полувековых тополя, распилить их на подобающие части, расколоть и высушить дрова, чтобы теперь, не дуя в хрен, греться в собственной избушке. А ещё Варфаламеев натаскал полсарая мазутного брикета, предназначенного для топки районной электростанции, и когда он это успел, охотясь за тормозящими составами, оставалось только догадываться.

 Впрочем, не один бывший лётный штурман охотился на железке. Помимо него ходили на дело почти все местные, но у Сакурова дело получалось хуже, так как сноровки ещё недоставало.

 «Ничего, - мысленно кряхтел Константин Матвеевич, - привыкну…»

 Однако привыкнуть он не успел, потому что станцию скоро закрыли, а составы с углём и брикетом стали проноситься мимо Серапеевки на полном ходу. Но это случилось позже, а пока бывший морской штурман нет-нет, да и разживался не то мешком кузбасского угля, не то коробом на санках прессованного брикета. Брикет «жарил» хуже, но сгорал лучше угля, и он совершенно не вонял и оставлял после себя удобную для последующего полезного внедрения в огородную почву золу.

 А ещё Сакуров повадился ходить в летний загон для совхозного дойного стада. Кто-то подсказал ему, что загон уже стали разбирать, и Константин Матвеевич решил тоже разжиться кой-каким стройматериалом. Ходил он по ночам, чтобы не попасться на краже, и порой ему было жутковато, когда он тащил сани, гружёные необрезным сосновым тёсом, среди белой бесконечности холмистой среднерусской равнины, покрытой серебристым снегом и окружённой непроходимо чёрным космосом зимней ночи. Космос пялился на ночного ворюгу колюче холодными звёздами, шуршал падающим с тополей в лесополосе инеем и пел металлом санных полозьев на предательском морозе. Конечно, Константин Матвеевич мог бы купить доски и на недавно открывшейся пилораме, но Жорка его отговорил.

 «Ты, чё, лох? – втолковывал бывший интернационалист. – Там цены, как в Англии. А пилят они с точностью плюс-минус два дюйма. И нужны тебе такие доски, где через одну заявленную сосновую доску одна еловая или одна тополёвая?  Причём они все сырые, и тебе ещё придётся их самому сушить, чтобы не покоробило».

 «А ты откуда знаешь?» - спрашивал Сакуров.

 «Знаю, был в Угарове у одного знакомого, видел, что ему привезли деятели с этой пилорамы…»

 «Да, незадача, - бормотал Константин Матвеевич, - а ведь мне для капитального ремонта край покупать культурную доску, потому что одним ворованным необрезным тёсом мне не обойтись…»

 «Вот весной и покупай, чтобы потом подсушить», - советовал Жорка.