Саквояж со светлым будущим

— Что?! — тихим-претихим и страшным-престрашным голосом спросила Лида. — Кто?! Славочка, что это значит?!

— Я сейчас заходила в кабинет к Мирославе Макаровне, — продолжала Маша. — Вы же никакая не поэтесса, правда? Вы как раз и есть руководитель водочного бизнеса, которым, по легенде, занимается ваш муж, верно? Поэтому Головко и принял ваше приглашение — всем известно, что Казимир Цуганг-Степченко финансирует его выборную кампанию. Только Казимир тут ни при чем, да? У вас на столе сплошь финансовые отчеты, ведомости и графики поставок. Цистерны, бутылки, литры и баррели. Нет никаких… рукописей, стихов и поэм.

Мирослава вытащила из рукава кружевной платочек, собралась было зарыдать, но передумала. Маша явственно видела, что она передумала. Надежда Головко с любопытством смотрела на нее. Ни горя, ни отчаяния не было в бледном лице, только странное безразличие, как у животного, которого волокут на убой и которое знает, что изменить уже ничего нельзя, что рваться и умолять о пощаде бессмысленно, все равно убьют — так хоть скорее бы!

Маше стало жалко ее, но она твердо решила, что доведет дело до конца.

— Кто такой Нестор, Мирослава Макаровна?

— Нэстор? — переспросила Мирослава и сунула платочек обратно в рукав. — Та что вы такое… Та как вы можете?…

— Мирослава Макаровна!

Лжепоэтесса Цуганг-Степченко высморкалась в платок, который был для этого вовсе не предназначен, скатала его в шарик и кинула на пол. Шарик беззвучно упал на ковер.

— Племянник мой, — сказала Мирослава решительно, и акцент исчез из ее речи. — Он начинающий журналист, и ему нужна была сенсация для его газеты. Я пригласила его, чтобы он получил эту сенсацию.

— Слава! — дрожащим голосом произнесла Лида Поклонная. — Славочка?! Ты торгуешь водкой и пригреваешь у себя… журналюг?

Мирослава поднялась и подошла к буфету. Постояла, потом взялась двумя руками за полированную доску, будто хотела ее оторвать.

— Да, торгую, — заявила она громко. — И что тут такого?! Я торгую качественной водкой, а не какой-то там паленой! У меня европейское производство, ко мне даже немцы приезжали учиться. И в этом нет ничего… непристойного!

— Я никогда… никогда не стала бы гостить у… торговки водкой! — сказала Лида Поклонная и сморщилась, словно понюхала нечто отвратительное. — Ты меня обманула, да?

— Она обманула нас обоих! — вступил Андрей Поклонный и повернулся к жене. — Репутация для меня все, а ты даже не проверила ничего! Надо же быть такой дурой! Идиотка! Я знал, что ты идиотка, узнал в тот самый день, когда на тебе женился, но не до такой же степени!

— Ты болван! Ты такой болван, что даже не смог отличить торговку водкой от поэтессы!

— А придурок, который подавал нам эту гадость и утверждал, что это кофе?! Что он там набрехал про меня в своей газетенке?!

— Да про тебя и набрехать ничего нельзя, ты, скользкий, отвратительный червяк! Ты даже развестись как следует не умеешь!

Продюсер беззвучно открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Скандал, неприличный, как нарыв на носу, раздувался с каждой минутой, грозил вот-вот прорваться, а он ничего не мог поделать! Ну совсем ничего!…

— Я сейчас же уезжаю, — визжала Лида. — Сию же минуту! Я не останусь здесь! Я должна… должна… посоветоваться со своим адвокатом!

— Какой тебе еще адвокат, дура?! Ты с еврейчиком своим советуйся! Ты думаешь, я не знаю, что ты с ним спишь?! Спишь с ним, а денег хочешь с меня срубить?! Ничего у тебя не выйдет, Лидочка! Ни гроша я тебе не дам, потому что это мои гонорары, которые я заработал потом и кровью!

— Не потом и кровью, а гримасами перед камерой!

— Нет, потом и кровью, а вот ты!… Ты не актриса, а проститутка! Ни одного режиссера не пропустила, всем дала, все-ем! Говорили мне, что ты б…, все говорили, а я не верил, не верил!…

Тут Матвей Рессель обрел дар речи.

— Андрей, — сказал он тихо, — спокойней. Вы уверены, что у… некоторых из нас, так сказать, нет с собой диктофона и ваша пламенная речь не появится в завтрашних газетах?

Как по команде, Андрей и Лида, любящие супруги, нашли глазами Нестора, который со страху спрятался за кофейный сервиз. Очевидно, в четырех глазах обоих супругов было такое отчаянное обещание казни, что поднос заходил у него в руках, чашки тоненько зазвенели.

— Мам, — в полной тишине сказал Сильвестр, — по-моему, они сейчас его побьют!

Это своевременное заявление было встречено молчанием. Потом Рессель вскочил и встал перед парочкой, будто всерьез опасаясь, что Лида или Андрей могут кинуться на Нестора.

— Я хочу знать вот еще что, — продолжала Маша Вепренцева, и Весник толкнул увесистым локтем Родионова в бок и бровями подвигал, словно заставляя его разделить его изумление перед Машиными детективными способностями, — чем именно вас пугал вчера в кустах Стас Головко? А, Лида?

— Я?! — поразился бедный Стас. — Я пугал?! Та я ее знать не знаю!

— Лида! Чем?

Поклонная вынырнула из-за Матвея Ресселя и подлетела к Нестору. Машу она не слушала или делала вид, что не слушает: