Султан Мосула его ждал. Он собрал в городе, известном своими «золочеными и шелковыми тканями», огромное количество провизии и оружия. Он мог продержаться очень долго, так как Саладин, оторванный от своих продовольственных баз, был вынужден довольствоваться скудными сельскохозяйственными ресурсами засушливого Джебель Синджара. Мосульский султан рассчитывал измотать своего врага, не вступая в битву, всласть посмеяться над Саладином, спрятавшись за толстыми стенами, посмотреть, как силы будут постепенно оставлять его и как в конце концов он попросит пощады. И действительно, сирийская армия, уставшая от бесконечных переходов по пустыням, ужаснулась, обнаружив в Мосуле настоящий укрепленный лагерь и страшные машины, изрыгавшие огненную смесь из нефти. Но Саладин сумел поднять упавший было дух своих воинов, напомнив о былых победах, а, главное, пообещав им богатства, скопившиеся на городских базарах. Так проходили недели. И вот одна злосчастная домашняя туфля, оказавшаяся там случайно, решила исход борьбы. Однажды, когда Саладин вместе со своими эмирами осматривал военные укрепления и рискнул подъехать поближе к городским стенам, один из защитников осажденного города осыпал его ругательствами и бросил в его группу свою сандалию, набитую гвоздями. Эта старая туфля ударила в живот шейха племени Ассадидов, арабского племени, известного своей храбростью. Тот поднял башмак и, показывая его Саладину, сказал: «Смотрите, каким оружием эти люди рассчитывают нас прогнать. Очевидно, они принимают нас за толпу рабов. Я не привык сносить подобные оскорбления. Ведите меня на врагов, достойных моей смелости, или я отправлюсь домой». Оставив Саладина, он вернулся в свою палатку и сообщил об этом происшествии другим шейхам, которые привели свои племена на подмогу Саладину под стены Мосула. Переходившая из рук в руки сандалия была воспринята каждым из этих, бесспорно, отважных, но также и особо чувствительных к подобным обидам, угрожавшим не только их престижу, но и престижу их предков, вождей как личное оскорбление. Они вовсе не хотели, чтобы эта история, исправленная и приукрашенная острыми на язык кочевыми поэтами, обошла племена Месопотамии и благословенной Аравии и чтобы ее невольный герой сохранился в памяти потомков как получивший при осаде Мосула удар башмаком. Саладин в свете последних событий и под нажимом своих союзников, грозивших покинуть его, снял осаду Мосула. Да будет благословенна эта туфля! Она избавила Мосул от резни, пожаров и, возможно, даже от разрушения.
После неудачи под Мосулом Саладин в пятый раз появился под стенами Алеппо, чтобы наказать его правителя за вероломство. Задача оказалась несложной. Алеппские купцы устали от междоусобных войн и соперничества султанов, ведь все это негативно сказывалось на торговле и с каждым днем сокращало долю шелка и пряностей. И к тому же обозначился истинный характер Саладина. Сын Нур ад-Дина умер, и в глазах подданных Саладин больше не был неблагодарным мятежником, который отнял Дамасский султанат у его законного зенгидского владельца. Его популярность на Востоке росла. От Нила до Евфрата, от границ Нубии до армянских гор и даже в Иерусалиме никто не осмеливался отрицать его могущество, выгоду из которого в конце концов извлекал только ислам. До сих пор бесплодные споры вассалов за власть только вредили единству сирийского ислама. И вот под нажимом своей знати правитель Алеппо решил, что уступить место будет разумнее, тем более что тайные эмиссары Саладина разведали о настроении, царящем в гарнизоне и среди народа, и отчасти купили их расположение. В Алеппо Саладин въехал как триумфатор. Толпа его бурно приветствовала, а поэты приступили к работе. Один из них, Махи ад-Дин бен Эзеки, кади Дамаска, посвятил ему лирическое стихотворение, в котором среди прочих приятных вещей говорилось следующее: «Султан, ваша грозная сабля завоевала для вас Алеппо во время сафара. Мой ум, способный заглядывать в будущее, предсказывает вам еще более блестящую победу в луну раджаба — победу над Иерусалимом».
Сеньор Керака