Саладин. Победитель крестоносцев

Баха ад-Дин следующим образом описывает события, предшествовавшие битве при Яффе, состоявшейся в начале августа 1992 года, и саму эту битву: «Султан, которому помогал его сын ал-Малик ал-Афдаль, проводил время, собирая рабочих и вдохновляя их на хорошую работу, ибо он прекрасно понимал, что стоит франкам услышать, чем он занимается, как они явятся, чтобы помешать ему осуществить его намерения. Войска, измученные усталостью, как физической, так и моральной, переночевали в своих шатрах. Той же ночью прибыл гонец от ал-Малика ал-Адиля, который сообщил, что он имел беседу по этому поводу с послами франков и также беседовал по этому поводу с сыном Хонфери, прибывшим навестить его и просившим сдать франкам все города в прибрежных регионах. Султан, войска которого были утомлены и измучены постоянными сражениями и боевыми действиями, не говоря о лишениях, которые они терпели, был склонен принять это предложение и написал ал-Адилю, чтобы тот вступил в переговоры по этому поводу, делегировав ему все полномочия в выборе условий, которые покажутся ему наилучшими. В 20-й день месяца шабан султан с раннего утра занимался тем, что поторапливал работы по уничтожению укреплений и отправлял на стены новых рабочих. Чтобы подбодрить их, он отдал им все зерно, которое было припасено и которое, как ему было ясно, он не сможет увезти с собой; кроме того, времени было мало, и он боялся нападения со стороны франков. По его приказам были подожжены все дома и другие городские постройки, а население принудили пожертвовать всем имуществом, которое еще у него оставалось, поскольку люди не могли унести его с собой. Мы постоянно получали разведывательные данные о действиях врага; в настоящее время они были поглощены восстановлением (укреплений) Яффы. Ал-Малик ал-Адиль сообщал в письме, что враг не знает о том, что мы занимаемся уничтожением (укреплений) города (Аскалана). «Мы стараемся как можно дольше затягивать переговоры с этими людьми, — сообщал эмир, — и мы будем тянуть, чтобы дать вам время разрушить город». По приказу султана все башни были наполнены дровами и подожжены. Утром 11-го дня он выехал наконец из лагеря, чтобы поторопить рабочих с выполнением их задачи. Он следил, чтобы они усердно занимались разборкой укреплений, и периодически посещал их, чтобы следить за тем, как они работают. Поэтому вскоре он так заболел, что в течение двух дней не мог ни ездить верхом, ни принимать пищу. Постоянно поступали известия о неприятеле, о стычках с ним, иногда заканчивавшихся победами, иногда — поражениями. (Тем временем) султан продолжал торопить с разрушением [укреплений] города и перенес лагерь ближе к его стенам, что позволяло слугам, погонщикам верблюдов и ослов и всем, кто находился в лагере, участвовать в работах. Поэтому вскоре стены были частично уничтожены, хотя они и были построены самым прочным образом и имели толщину от девяти до десяти локтей, в зависимости от места. Один из каменщиков при мне сообщил султану, что (стена) одной из башен, сносом которой он занимался, имела толщину, равную длине копья. В течение всего месяца шабан разбор построек и пожары ровняли город с землей. В конце месяца прибыло послание от Журдика, в котором сообщалось, что враги начали совершать вылазки из Яффы и делать набеги на соседние области. Это известие вселило в султана надежду на то, что он сможет покарать завоевателей. Он решил идти на них и застать их врасплох, оставив в Аскалане саперов и конный отряд для их защиты. Однако затем он решил, что будет лучше отложить выступление до тех пор, пока не будет сожжена башня Госпитальеров, сооружение, которое позволяло господствовать над морем и по мощи не уступало замку. Я был в этой башне и обошел ее всю; она была построена столь прочно, что кирки рабочих не оказывали на нее никакого воздействия, и людям пришлось поджечь ее, чтобы сделать каменную кладку более податливой, а уже потом разламывать ее с помощью орудий. В 1-й день рамадана султан передал выполнение этой задачи под контроль своего сына ал-Малика ал-Афдаля и его офицеров. Я видел, как они носили дрова, чтобы поджечь башню. Она горела два дня и две ночи. В тот день султан не выезжал на коне, чтобы пощадить свои силы; я тоже был сломлен недомоганием, что не позволило мне находиться при нем. Несмотря на задуманные им важные дела, он трижды за день присылал ко мне, чтобы осведомиться о моем здоровье.