Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы

- Если Синан якшается с самим дьяволом - а на это очень похоже,- то дьяволу-то известно, что попущено Богом, а что нет, - сказал Салах ад-Дин. - Во всяком случае можно подумать, что этот слуга шайтана осведомлен о великой клятве, что я однажды дал Всемогущему Аллаху. Поэтому он угрожает не столько мне, сколько моим родичам. Ведь он угрожает тебе, дядя. Моим братьям. Всему нашему роду.

- Так и есть, - кивнул Шихаб ад-Дин.

- Я не опасаюсь за свою судьбу, - продолжал султан, - но не могу лишиться рода. Я верю, что Аллах принял мою клятву... но кому тогда достанется моя победа над франками. Какому-нибудь турку?.. Нужен твой совет, дядя. Что мне делать?

Шихаб ад-Дин глубоко вздохнул и бросил невольный взгляд на "башню" из ливанского кедра, возвышавшуюся посреди шатра.

- Мой совет... Мой совет... - пробормотал он. - Почти не сомневаюсь, что до и х ушей он дойдет так же быстро, как и до твоих. Не знаю, Юсуф... Лучше поищи ответ в своем сердце... в своих снах. Пока могу сказать лишь одно: ни наступление, ни отступление не избавят ни тебя, ни нас от угрозы. Наступление приведет этого демона в ярость, а отступление убедит его в безнаказанности... Может, дождемся утра. Утро вечера мудренее.

- Тогда, дядя, и ты оставь меня. Оставь одного, - раздраженно потребовал султан и также сделал знак своим стражникам, что сменили прежних, усыпленных демонами. - Уходите и вы. От вас этой ночью не будет толку.

Телохранители испуганно посмотрели сначала на повелителя, а потом на старшего в его роду.

- Юсуф, к чему искушать судьбу? - попытался охладить своего, обычно такого осмотрительного племянника Шихаб ад-Дин.

- Все в руках Всемогущего Аллаха, - отрезал султан. - Аллах хранит меня, и ты прав: не следует искушать судьбу. Один я в полной безопасности, пока у Синана есть терпение дожидаться моего ответа.

На это эмир Шихаб ад-Дину ничего не мог возразить. Ему пришлось подчиниться и покинуть шатер.

Когда полог замер, Салах ад-Дин подвинул к себе один из светильников и вновь, как уже делал раньше, вытянул вперед правую руку, крепко сжал ее в кулак, а потом широко раскрыл ладонь над самым острием огонька.

Только очень острый глаз соглядатая мог приметить, что рука дрожит чуть сильнее, чем само пламя.

- Ты прав, отец, - почти неслышно, скорее в мыслях, чем вслух, прошептал султан. - Страх наполняет силой мою смелость. Страх заставляет меня нападать на врага меньшинством и надеяться на милость Аллаха больше, чем на силу оружия. Страх заставляет меня блюсти закон чести больше, чем закон силы. Всевышний одарил меня страхом больше, чем моих братьев. Все это - военная хитрость... Настоящая военная хитрость.

Подув на ладонь, султан позвал к себе лекаря.

- Ты разбираешься в ядах? - спросил он его.

- Конечно, господин, - ответил лекарь, широко раскрыв глаза.

- Успеешь приготовить к утру очень сильный яд, который растворяется в вине и может убить человека в несколько мгновений? - был новый вопрос султана. - У тебя найдутся нужные вещества.

На лице у лекаря заблестели крупные капли пота.

- Если господин велит... - пробормотал он.

- Велю, - кивнул Салах ад-Дин а потом отдал еще одно повеление: прямо среди ночи по всему стану было несколько раз громогласно объявлено, что султан отправляет к Старцу Горы своего посла и ожидает, что посол будет встречен на первом же северном перевале, как только на востоке появится солнце.

У Синана и вправду был очень хороший слух. Посол был встречен в надлежащее время и в надлежащем месте.

На исходе дня султан завершил молитву и призвал к себе в шатер племянника, Изз ад-Дина. Телохранители были высланы из шатра, и султан поменялся с родичем одеждами.

- Да хранит тебя Аллах, великий султан! - только и мог напутствовать повелителя Изз ад-Дин, которому султан приказал тихо сидеть в шатре и не покидать его ни при каких обстоятельствах вплоть до своего возвращения.

- В этой ночи нет никакого света, кроме милости Аллаха! - тихо ответил ему Салах ад-Дин и осторожно, прямо как настоящий ассасин, выскользнул из шатра.

На краю стана его ожидал конь и десять курдов-телохранителей, оберегавших своего господина еще на стенах Бильбайса. Проводником же оказался один из воинов султана. Уже после захода солнца он открыл свое истинное обличье ассасина, хотя и остался в том же одеянии египетского воина-мамлюка. Он без всякого смущения и опаски перед отъездом забрал оставленный у шатра позолоченный кинжал.

Всадники вытянулись цепочкой, султан вступил в ее середину, и странная процессия тихим шагом двинулась во тьму. Кони сами нащупывали узкую тропку, которую, как выяснилось потом, ассасины именовали Дорогой Шакала. Она вела в небольшую котловину, окруженную огромными каменными челюстями.