Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы (СИ)

"Виноват король! - закричал граф Раймонд. - Сам Господь показал нам, что Лузиньян - дурной правитель! Погибать глупо! Мы уйдем и и соберем новые силами!"

Граф Раймонд, скажу я вам, никогда не считал Лузиньяна достойным иерусалимской короны. Граф решил, что того наконец настигло справедливое наказанье Божье и помешать этому наказанью значит бесславно сгубить себя и всех доблестных рыцарей.

И мы поспешили с поля сражения в Триполи. Так и спаслись в тот проклятый день... Отчасти благодаря военной хитрости сарацин. Впрочем, все равно мы потом были наказаны... Я попал в плен, когда вместе с двадцатью рыцарями графа поспешил на помощь осажденному Иерусалиму. Нас накрыли, как перепелов, в одном маленьком ущелье... Вот и вся история.

- А как же графиня Эскива? - полюбопытствовала Катарина, ибо судьба княгини волновала ее куда больше, чем судьбы несчастных рыцарей.

- А что графиня Эскива? - хмуро усмехнулся рыцарь Эсташ. - Узнав о беде, она открыла ворота крепости и явилась к султану. Тот принял ее со всеми почестями, успокоил, потом порадовал ее дорогими подарками и отпустил в Триполи, к своему супругу, приставив к ней для охраны четырех пленных рыцарей, которые, наверно, обезумели от счастья. Я полагаю так: если бы она сразу сдала город, то получила бы столь же любезный прием и оказалась бы в объятиях мужа еще в Сефории. Тогда все могло бы сложиться иначе...

- Жаль все-таки, что никто из вас не видел, как султан встретил княгиню, - к еще большему неудовольствию Эсташа Лысого, вздохнула Катарина.

Тут я не выдержал и вступил в разговор:

- Этот прием посчастливилось увидеть мне.

Все сидевшие за столом посмотрели на меня с большим удивлением, хотя ничего удивительного в этом не было - тем более для рыцарей.

- Неужели вы тоже сражались в той битве? - с некоторым ехидством изумилась лукавая монахиня. - Наверно, вы долго возносили благодарственные молитвы, когда султан сохранил вам жизнь...

- Видите ли, сестра Катарина. - обратился я к ней, точь-в-точь как рыцарь Эсташ. - В ту пору мне было четырнадцать лет, и в такое грозное сражение я не был отпущен. Я наблюдал за ним со стороны... Вместе со старшим сыном султана, аль-Афдалем, которому было в ту пору шестнадцать.

Хозяин и его дочь были поражены моим признанием. Даже "медведь", который изредка посматривал меня с откровенной ненавистью, от такой новости просто разинул рот и стал глядеть на своего обидчика, как на невиданного зверя. Зато рыцари, как и странно, очень повеселели.

- Вы что же, сударь, - настоящий сарацин?! - пролепетал хозяин, и я увидел, что, даже если трижды кивну и трижды назову свое истинное имя, которое сумел скрыть от венгров до этого часа, он все равно не поверит.

И вдруг подал голос рыцарь Джон, всегда удивлявший своей своевременной осторожностью, не слишком сочетавшейся с его внушительным видом.

- Мать нашего друга Дауда была греческой княжной и действительно некогда оказалась пленницей султана, - веским тоном проговорил он, и никто уже не решился любопытствовать по поводу остальных тайн моей судьбы; после этого рыцарь Джон добавил повелительно: - Я думаю, всем нам теперь будет занимательно узнать из первых рук, как обошелся султан и с остальными пленниками Хаттина, а не только - с княгиней Эскивой.

Рыцари дружно закивали, и так продолжение моего рассказа о жизни султана оказалось достоянием новых слушателей.

- По правде говоря, султан Юсуф ушам своим не поверил, когда ему сообщили, что христианское войско остановилось у рогов Хаттина, - начал я.

"Это какая-то изощренная хитрость. Кафиры хотят нас провести", - твердил он и трижды посылал своих лучших лазутчиков, полагая, что на безводные холмы посланы для отвода глаз тюркопли. (Я скрыл от слушателей, что султан трижды отправлял к рыцарскому стану именно меня.) Но в конце концов их донесения и алый королевский шатер, возвышавшийся у рогов Хаттина, заставили его убедиться в том, что Аллах отдает в его руки победу, которую только надо принять, не торопясь и соблюдая осторожность, дабы не обжечься об этот огненный дар.

"Всемогущий Творец отнял у неверных разум", - сказал султану Таки ад-Дин, а султан ответил ему: "Нельзя забывать, что безумцы не ведают страха и будут биться с утроенной силой. Вот увидишь, франки станут сражаться, словно войско, состоящие из одних эмиров."

Таки ад-Дин удивился, но прислушался к предупреждению султана.

Битва, как вы уже знаете, была жаркой, жарче самого нестерпимого полуденного зноя. Воины Ислама не раз подступали вплотную к королевскому шатру, и сын султана, аль-Афдаль, не раз вскрикивал: "Мы их победили, отец!" Но султан не обращал внимания на его радостные возгласы. Сидя в седле, он напряженно наблюдал за битвой, будто ее исход еще не был решен на небесах. Я сам видел, как он бледнел всякий раз, когда войско Ислама , не выдержав сопротивления франков, раз за разом откатывалось вниз по склону, теряя россыпи убитых.