Саламандры: Омнибус(ЛП)

Он не походил на человека, способного уничтожить целый город.

От Кадая не скрылось многозначительность стоявшего перед ним решения, пока он разглядывал человеческого инженера.

— Ты можешь провентилировать атмосферу Кирриона и очистить город от газа?

— Д-да, мой повелитель, — из-за заикания человек казался еще более безобидным.

Целясь болтерами наружу, Саламандры сформировали защитный кордон вокруг переборки, где скрывались Фугис и оставшиеся в живых. У апотекария была сломана нога, но, по крайней мере, он все еще находился в сознании, хотя и не в том состоянии, чтобы сражаться. После обнаружения апотекария на туннельный комплекс опустилась жуткая тишина, будто сам воздух затаил дыхание.

Кадай уставился на Банена.

Я подпишу смертный приговор тысячам…

— Сопроводите их обратно на площадь Аереона, — сказал он брату Ба’кену. — Начните очищение города так скоро, как это будет возможно.

Ба’кен отдал честь. Саламандры расформировали оборонительное построение, когда столь долго сдерживаемый воздух хлынул обратно.

В нескольких метрах далее по коридору, из люка в крыше выпрыгнул одинокий повстанец, сжимая в тонких пальцах гранату.

В коридоре громко и хрипло взревели болтеры, разорвав культиста на куски. Взорвавшаяся граната разлетелась в огненной буре. Саламандры встретили ее без колебания, прикрывая бронированными телами напуганных людей.

Из темноты впереди них раздались звуки сотен бегущих ног.

— Боевое построение! — выкрикнул Кадай.

Из-за угла появилась толпа хищных повстанцев. Встроенные в стены и крышу люки внезапно открылись, и оттуда потекли культисты, подобно толстым вшам, вылезающим из трещин.

Кадай взвел пистолет.

— Саламандры! Принесите им смерть!

Расчет культистов подтягивал автопушку. Дак’ир расстрелял их из болтера, прежде чем они успели установить орудие.

— Ягон… — Цу’ган попытался перекричать бурлящий шум боя.

— Атмосфера в норме, сэр, — ответил воин Саламандр, точно зная, что было на уме у сержанта.

Цу’ган оскалил зубы в дикой улыбке.

— Очищай и сжигай, — прорычал он, и прикрепленный к его комби-болтеру огнемет взревел.

Жидкий прометий воспламенился от контакта с воздухом, извергая в коридор всепожирающую волну огня.

Шен’кар усилил пожарище собственным огнеметом. Пламя испепеляло культистов, превращая их тела в медленно рассыпающиеся тени за отсвечивающим маревом.

Все это длилось едва ли несколько секунд. После того, как пламя, наконец, утихло, на его месте остался лишь дым и обугленные остатки. Были уничтожены десятки повстанцев — от некоторых не осталось ничего, кроме пепла и костей.

— Ярость огня принесет Саламандрам победу в этой войне, — сказал Фугис, когда Астартес вновь готовились разделить силы. Апотекария поддерживал Ба’кен, стоявший среди тех, кому предстояло вернуться на площадь Аереона.

Кадай был непреклонен насчет того, что Фугису и людям следовало предоставить всю возможную защиту. Если это означало сильное дробление сил Саламандр, тогда так тому и быть. Капитан будет прокладывать себе дальнейший путь лишь с Цу’ганом, Дак’иром, чемпионом роты Век’шеном и почетным братом Шен'каром в качестве свиты. Остальные возвращались обратно.

— Я уверен в этом, — ответил Кадай, став напротив него. — Но ценой тысяч жизней. Я надеюсь лишь на то, что цена будет достойной этого, старый друг.

— Достойна ли этого любая цена? — спросил Фугис.

Апотекарий больше не говорил о Киррионе. В уме Кадая вспыхнуло горькое воспоминание, но он тут же подавил его.

— Пришлете весть, что когда достигнете площади Аереона и удалите газ. До тех пор мы будем ждать здесь.

Фугис кивнул, хотя это принесло апотекарию еще немного боли.

— Во имя Вулкана, — сказал он, отдавая воинское приветствие.

Кадай повторил слова, ударив кулаком о нагрудную пластину. Апотекарий бросил на него прощальный утешительный взгляд, прежде чем дать Ба'кену увести себя. Кадаю едва ли было легко от мысли о тысячах безвинных, которые все еще находились в городе, и их незнании того, что с ними скоро должно было произойти — судьба, которую он создал собственными руками.

— Император, прости меня… — тихо прошептал он, смотря вслед уходящим Саламандрам.

Над площадью возвышался остов Ауры Иерона. Когда-то, как и большая часть Кирриона, он был прекрасным в своей строгости — белое серебро, сплавленное с холодным мрамором. Теперь он был храмом бойни. Его стены были покрыты кровью, просачивающейся в трещины искусно созданного мозаичного пола. Бежавшую вокруг обширных границ храма высокую внешнюю стену прерывали упавшие колонны. Установленные в затемненных альковах статуи были обезглавлены или испачканы грязью, портя их бледное бессмертие.