Саламандры: Омнибус

Все инстинкты Цу’гана требовали следовать за командиром, но, повинуясь приказу, Огненный Змий прикрыл послушницу и священника своим телом, уводя обоих от битвы. Теперь он оказался последним защитником сестры Евангелины, и та нуждалась в нем.

Планируя замедлить чудовище, а не сокрушить, как в первый раз, Претор намного успешнее держался против адского создания. Тяжеловесная мощь терминаторского доспеха помогала Саламандре, и ветеран-сержант даже смог пробить оборону врага и нанести ему несколько ударов.

Последняя целестинка обстреливала туловище машины до тех пор, пока чудовище не насадило её на адский клинок. Пригвожденная к стене, воительница содрогнулась лишь раз и испустила дух.

Её самопожертвованием сумела воспользоваться во благо сестра Климена, оказавшаяся в слепой зоне адского механизма и прикрепившая к нему мелта-бомбу. Подойдя слишком близко, она угодила в радиус взрыва и поджарилась в собственном доспехе, чудовище же покачнулось, но устояло.

Последним рухнул Претор.

Когда Цу’ган и люди под его защитой почти добрались до выхода из часовни, Огненный Змий увидел, как демоническая машина отбрасывает сержанта в сторону. Сбитый с ног Претор взмыл в воздух и тяжко рухнул, пробив неровную дыру в стене. Вырвавшийся из руки ветерана громовой молот, несколько раз перевернувшись в воздухе, врезался в пол всего лишь в метре от Цу’гана.

Беглецы стояли возле дверей в одну из общих спален, но демоническая машина замедлилась, чувствуя, что жертва поблизости и вот-вот окажется в её клешнях.

Штурмовой болтер Цу’гана опустел. Ему придется сломать девушке шею.

— Закрой глаза.

Тут же Огненный Змий ударил отца Люмеона, тщательно соизмеряя силу, чтобы не убить старика, а просто лишить сознания и возможности протестовать.

— Зажмурься, Евангелина!

Ладонь Цу’гана охватила тонкую шею девушки, пальцы Саламандры ощутили тепло её кожи даже сквозь броню латной перчатки… и замерли. Следующим движение воин толкнул Евангелину в центр часовни, где та, пошатнувшись, рухнула на пол.

Затаскивая отца Люмеона в общую спальню и опуская взрывозащитную дверь, Огненный Змий видел, как демоническая машина приближается к послушнице.

Во имя Вулкана, надеюсь, что это сработает…

Оставшись одна, Евангелина обратилась лицом к чудовищу, и, смирив бешено колотившееся сердце, встала на колени. Девушка начала молиться.

С каждым её безмолвным благодарением порождение варпа, призванное, чтобы принести душу Евангелины в жертву Кхорну, шло все медленнее. Если прежде грубая сила и ярость, напитывавшие демоническую машину, позволяли ей совершать немыслимые деяния, то сейчас каждый шаг давался чудовищу с трудом. Чем ближе создание подходило к Евангелине, там быстрее оно уменьшалось, абсурдно могучая мускулатура истощалась и атрофировалась. Гибельное пламя в глазах начало угасать, словно пламя свечи, лишенное кислорода.

Их окружали стены часовни Священного Убежища, истинной анафемы для гнева и страха. Здесь властвовали мир и безмятежность, и сестра Евангелина воплощала в себе эту неоспоримую истину. Она олицетворяла порядок, противостоящий хаосу, умиротворение, препятствующее гневу. Ни в послушнице, ни в самой часовне не существовало ничего, способного насытить голод демонической машины. Евангелина обезоружила чудовище, и, когда оно достигло девушки, то уже вернулось к изначальному размеру. Над головой создания замерли, не в силах опуститься, поднятые для удара адские лезвия, механизм застыл, словно окаменев, и из щелей между пластин брони струился ихор. Бессильно угасающая ярость унеслась струйками дыма, и гибельное пламя в глазах чудовища почти потухло.

Открылась противовзрывная дверь, пропуская Цу’гана, ступавшего с закрытыми глазами. Он чувствовал, как аура Евангелины касается его и овевает, словно свежий ветер. Протянув руку, воин сомкнул пальцы на рукояти громового молота и без напряжения сил вытащил оголовье из пола. Огненный Змий слышал всё, каждый удар сердца и каждый тихий вздох.

В глазах демонической машины мелькнула искра, но злобная надежда тут же сменилась оскопленной яростью. Создание не сумело отыскать в наступающем воине ничего, кроме спокойствия.

В миг чистейшего просветления Цу’ган метнул во врага громовой молот.

Оружие летело, вращаясь в воздухе, пока не врезалось в чудовище. Праведный удар молота расколол корпус машины, который, хоть и сковывал плененную внутри тварь, но также укреплял её.

Пламя вновь разгорелось в глазах демона, освобожденного от пут. Ухватившись жуткими когтями за края разбитой грудной клетки, он начал выбираться наружу.

Меня ждет пир на костях этого мира.

Открыв глаза, Евангелина произнесла первые и последние слова в своей жизни. Истинное имя…

Кхартак-шек-хлад-бахкарн…

Демон успел лишь завизжать перед тем, как его окутал ореол жгучего света. Жаркие ветра, несущие запахи пепла и крови, на миг опоганили воздух — и тут же исчезли вместе с порождением варпа. Волна изгнания, словно круги, расходящиеся по огромному водоему, понеслась дальше, за пределы часовни, за стены бастиона-монастыря, оббегая всю Гробницу IV.