Краем глаза он заметил какое-то движение… мелькнули глаза рептилии, голубой гребень на спине. Но когда Дак’ир повернул голову, дригнирра уже не было.
Фигура на троне издевалась ним, Дак’ир был в этом уверен. Он вырежет-
Брошенное копьё пробило дыру в стенке шатра, и внутрь проник луч света. Он осветил фигуру на троне, которую теперь стало хорошо видно. Броня сидевшего была испещрена выбоинами и трещинами, как будто была изъедена коррозией или-
Броня была сильно повреждена, большая часть краски сошла, но, Дак’ир видел, что она когда-то была покрашена в зелёный цвет. На раздробленном нагруднике воина красовались языки пламени, обрамлённые парой крыльев. Из расколотых латных перчаток торчали голые костяшки его пальцев. Покрытые густой паутиной рёбра проглядывали через рваные дыры в нагруднике. С того места, где когда-то давным-давно находился боевой шлем, на Дак’ира уставился скалящийся череп.
Одно слово, имя, трепетало на губах Дак’ира, пока он шаг за шагом приближался к покойнику в силовой броне.
— Ка… Ка…
Дак’ир был менее чем в полуметре — «Ка… Ка…» — когда мёртвый воин протянул свои костяные руки и схватил его за горло.
—
Дак’ир задыхался. Он пытался отодрать от себя костяные пальцы, но они не поддавались. Кровь стучала в висках, он чувствовал, как его глаза вылезали из орбит, когда мозг начал испытывать кислородное голодание.
Он должен был глотнуть воздуха, чтобы не оказаться задушенным жутким живым мертвецом. Именно в этот момент он заметил, что воздух исчезал из помещения, жадно поглощаемый языками пламени, окутывавшими его тело. Его обжигало, и пламя было таким мощным, что уже добралось до его нервных окончаний, угрожая лишить его сознания.
Хватка скелета ослабла.
Дак’ир сделал глоток воздуха, разлепив потрескавшиеся от жара губы.
— Что происходит?
Огненные языки превратились в ревущее всепоглощающее пламя. Мощными волнами оно с оглушительным шумом низвергалось с тела Дак’ира. Скелет перед ним в одно мгновение превратился в пепел, хотя сам Дак’ир оставался невредим.
Боль навалилась на него, заставив упасть на колени, пока пышущее во все стороны пламя распространялось дальше, пожирая шатёр и расплавляя металл. Пламя вырвалось наружу, словно раскалённый до бела смерч. Щурясь от слепящего солнца, Дак’ир наблюдал, как пламя охватывало весь лагерь. Его братья бросились бежать, спасаясь от наступающего огня, но ни один не смог спастись. Н’бел погиб самым последним, истошно вопя, пока огонь пожирал его плоть, обнажая кости и превращая человека в чёрную тень на выжженной земле.
Пламя вырвалось из под его контроля, превратившись в огненную бурю, поглотившую сначала всю равнину, а потом одной гигантской волной накрывшую весь Ноктюрн. Когда оно, наконец, обратилось на Дак’ира, он запрокинул голову и закричал.
Всполохи белого пламени осветили библиария, они мерцали на его голубой силовой броне и многочисленных мистических артефактах, прикованных к ней. Плащ из драконьей чешуи, наброшенный на его плечи, трещал и сворачивался от буквально осязаемого жара.
На лбу библиария выступили крупные капли пота. Он чувствовал, как горячие солёные ручьи стекают по его шее. Никогда ещё он не испытывал такой нагрузки, никогда ещё не видел такой мощной реакции на обжигание. К своему ужасу он ощутил, как границы психического барьера начали трещать под напором огненного потока. Он попытался укрепить их, но обнаружил, что у него больше не оставалось сил.
— О, Вулкан… — выдохнул он, заклиная своего примарха, и его мольба была услышана.
Из пламени бушующего огненного шторма появился Магистр Вель’кона, его глаза светились лазоревым светом. Силовая броня, насколько можно было судить в этой буре, была гораздо более древняя, чем у Пириила. Она была увешана чешуйчатыми шкурами и костями рептилий сродни тому, как было принято у шаманов древнего Ноктюрна.