Саламанка

Среди бродячих студентов иногда попадались и преподаватели, изгнанные из своих alma mater за вольнодумие или чрезмерную лояльность к ученикам. Средневековая Европа представляла простор для подобных путешествий; по ее дорогам постоянно двигались толпы народа: паломники шли к святым местам, монахи перебирались с места на место в поисках новой обители, не торопясь шествовали купеческие караваны, стройными рядами шагали солдаты, поэтому ваганты везде находили себе компанию, близкую если не по уровню знаний, то по стремлению к неизвестному.

Сервантес в своей интермедии «Саламанкская пещера» создал образ бродячего студента, волей случая оказавшегося вдали от дома и не утратившего надежды вернуться в родную Саламанку, чтобы вновь занять место в университете: «Я бедный студент саламанкский и величайший оборванец в мире. Меня признают по платью и дерзости, мои знания латыни пугают людей, хоть я никакого подаяния не прошу и не ищу ничего, кроме конюшни или сарая с соломой, чтобы в ночь укрыться от немилостей неба, которое может показать земле всю свирепость. Я шел в Рим с дядей, а он умер по дороге, и тогда мне пришлось идти одному, но уже обратно, в Саламанку. В Каталонии меня ограбили, ночь застала меня у ваших святых дверей; я такими вас считаю и прошу помощи…».

Испания времен Сервантеса славилась организованным разбоем не меньше, чем литературой. Шайки пополнялись и беглыми преступниками, и юношами знатных фамилий. Вражда двух каких-нибудь знатных семей часто разделяла области и города на враждебные лагеря. Борьба порождала убийства, а убийства – кровавую месть, то есть новые убийства; убийцы, скрываясь от правосудия, находили убежище в разбойничьих шайках и нередко становились предводителями. Подобно многим образованным людям своего времени, Сервантес выражал сочувствие бандитам, изображая их щедрыми, благородными, великодушными, но, судя по данному произведению, отношение к студентам у него было иным.

К началу XVI века академические пилигримы остались в прошлом, хотя, как и раньше, около четверти студентов-испанцев грызли гранит науки за пределами своей страны. Примерно столько же иностранцев обучалось в университетах Испании. В пору господства испанского оружия учебные заведения были едва ли не единственным местом, где представители разных народов и культур общались мирно, правда, если не считать дискуссионных баталий. Суверенность университетов не могла не повлиять на нравы в студенческой среде, и немалую роль в их формировании сыграло общение с иностранцами.

Жирный суп студента

Голод – неутоленный, мучительный, не забывавшийся даже по прошествии десятилетий – возникал в испанской литературе так же часто, как и в желудках студентов. «Голод и чесотка были вечными спутниками школяров», – отвечал Сервантес на заявления коллег о прелестях университетской жизни.

Прервав над логикой усердный труд,

Студент по улице поплелся.

Едва ль кто беднее рядом нашелся…

Он голод и нужду выносить научился стойко.

Клал полено в изголовье койки.

Ведь двадцать книг ему милее иметь,

Чем красивое платье, лютню или снедь.

Джефри Чосер