Саламина

Лето. Я стою на своем участке. Синяя спокойная вода пролива раскинулась предо мной. Там и сям видны айсберги, они громадны, как горы, но просвечивают синевой более нежной, чем самые прелестные бледно-синие цветы. По ту сторону пролива, в восьми милях, — непривычному глазу кажется, что гораздо ближе, — виден гористый остров Упернивик. Крутая стена его гор прорезана ледниковыми долинами. Ледники, словно широкие извивающиеся дороги из нефрита, ведут от лета у воды к вечной зиме высокогорных льдов в глубине острова. За северным мысом Упернивика открывается уходящая вдаль перспектива синих хребтов, подымающихся из моря; вершины их покрыты снегом. Это волшебный край Умиамако: воды его — круглый год ледяные пустыни, суша — обиталище злых духов. На фоне этих далеких гор выступает готическая громада острова Каррат, недалеко от него — большой остров Какертарсуак с его Фудзиямой в пять тысяч футов. За Какертарсуаком земля снова уходит за путаные лабиринты обрамленных горами фьордов, затем опять быстро приближается. Это полуостров Свартенхук, который заметен в укороченном в перспективе виде и теряется из виду за северным мысом Игдлорсуитской бухты. Там, где горы сходятся с небом, оно золотое. На горах, на море и на льдах лежит золотистый закатный свет незаходящего летнего солнца.

Везде, где есть богатые и бедные, белые и цветные, привилегированный класс и прочие, существует барьер, препятствующий взаимному пониманию. Сровнять с землей этот барьер мне помогли жители поселка благодаря строительству дома, развернувшемуся с самого начала моего пребывания в Игдлорсуите. Тесное общение друг с другом, работа на стройке бок о бок укрепляли наши дружеские связи. Сама по себе постройка дома уже была событием в здешней, почти лишенной событий жизни; для многих жителей строительство служило источником заработка, для остальных — зрелищем. Стройка притягивала мужчин, женщин, детей — всех от мала до велика. Они толпились на склоне моей горы, валялись там, курили, болтали, наблюдая в течение долгих, ничем не занятых часов днем и вечером столь приятное для спокойно бездельничающих зрелище — работу других. В дни ожидания прибытия материалов все они разделяли со мной мое нетерпение, вызванное этой первой длительной задержкой. Участок для дома найден, место размечено — что делать дальше? Дни проходили. Шхуна должна была привезти лес, гвозди, цемент, мои вещи, все удивительные предметы домашнего обихода, которые гренландцы привыкли связывать с прибытием европейцев, множество новых и часто странных предметов. Из-за чего шхуна задерживается? Пожалуй, ни днем, ни ночью не проходило и часа, чтобы кто-нибудь не высматривал шхуну, стоя на холме над гаванью и вглядываясь в синюю спокойную воду, простирающуюся на пятьдесят миль в ту сторону, где за одинокой сердцевидной горой Уманак находилась шхуна. Стоя на холме над гаванью, люди смотрели на восток, не появится ли она, и на юг, за уходящие вдаль береговые выступы острова, не идет ли моя моторная лодка, которой давно уже пора было прибыть. Я же, не теряя даром времени, делал что мог.

Предполагается, что гренландские торговые пункты должны быть снабжены всем необходимым и нужным для элементарных удобств европейского быта. На своем пути к просвещению здешние жители научились испытывать нужду в таких вещах, как ружья и патроны, ножи, кастрюли и чайники, тарелки, мануфактура, кофе, табак, сахар, печенье, пшеничная и овсяная мука, рис, сушеный горошек и фасоль, инжир, сухие сливы, патока, шоколад, веревки, лески и крючки, пиленый лес и гвозди, бусы, картинки, сувениры и игрушки и всякие бесполезные безделушки. Род и количество товаров, имеющихся на складе торгового пункта, зависят от того, в какой степени опыт научил начальника торгового пункта определять потребности жителей, от его личного мнения, от ума и доброй воли управляющего колонией и его помощников в Уманаке, от их настроения, прихоти и памяти, в общем от вещей, совершенно неподдающихся учету. Лавка в Игдлорсуите получала запас товаров на сезон тогда, когда уманакские власти находили отправку их не слишком хлопотной для себя — с середины лета до осени. Удивительно, с каким терпением в течение весенних месяцев и начала лета жители поселка продолжали покупать на маленькие медные монетки, полученные за добытые ими шкуры и жир, залежалые остатки европейских товаров — единственное, чем их могла теперь снабжать почти опустевшая лавка.

— У нас нет печенья, нет сухарей, но есть свечи. Овсяной муки нет, но есть фасоль. Кофе есть, но нет сахара. Патока? Да что вы, осенью всю прикончили.