Салат из креветок с убийством

После разговора с режиссером голова разболелась еще сильнее. Версия не прорисовывалась. Но кто-то же из одиннадцати допрошенных вчера людей имел и мотив, и возможность — ведь никто, кроме одного из них, не имел физической возможности убить Шпигеля! Впрочем, и эти одиннадцать такой возможности практически не имели, если действительно все время находились в поле зрения друг друга. Да и оружия у них не было, и на пальцах не оказалось следов пороховой гари. Никто из них в тот вечер не стрелял, это Рон Хан утверждал уверенно, и у Берковича не было основания не доверять выводам экспертизы.

Старший инспектор хотел вернуться домой пораньше, чтобы немного поспать и привести мозг в рабочее состояние, но вместо этого принялся перечитывать протоколы ночных допросов. Одиннадцать человек. Действительно ли они каждый момент времени видели друг друга? Помощник режиссера видел стоявшего в противоположной кулисе пожарного, тот наблюдал за осветителем, осветитель видел стоявших в коридоре артистов, те были вместе и, следовательно, никто из них не убивал… В общем, заколдованный круг. А Марк Тараш, в которого Шпигель стрелял из своего пугача, видеть ничего не мог, поскольку после выстрела должен был упасть и глядеть в потолок, изображая покойника.

Перед тем, как отправиться домой, Беркович спустился в отдел судебной экспертизы, где застал Хана, вносившего в компьютер какие-то числа.

— Я так и не нашел, за что уцепиться в деле Шпигеля, — признался старший инспектор. — Мистика какая-то.

— Я тоже весь день над этим размышлял, — сказал Хан. — Версии не моя область, но то, что никто из этой компании не стрелял, — объективный факт. Когда человек стреляет из пистолета, на ладони в течение некоторого времени обязательно можно обнаружить следы пороха.

— Что ты мне рассказываешь? — воскликнул Беркович. — Я прекрасно понимаю, что никто из них стрелять не мог. Но стрелял же! Никто не мог незамеченным проникнуть за декорацию. Но проник же! И никто не мог из театра выйти, чтобы вахтер его не заметил.

— А если все-таки вышел? — спросил Хан. — Если кто-то мог невидимкой проникнуть за кулисы, он мог таким же невидимкой пройти мимо вахтера.

— Или… — медленно сказал Беркович. — Послушай, Рон, я вспомнил одну фразу, которую мне сказал главный режиссер театра. “Шпигель стрелял в Тараша так, будто хотел это сделать на самом деле”.

— И что? — поднял брови эксперт. — Убили-то Шпигеля, а не Тараша.

— Тараш увел у Шпигеля жену, — напомнил Беркович.

— Так ведь Тараш увел у Шпигеля, а не наоборот!

— Шпигеля все ненавидели.

— Не пойму я, куда ты клонишь, — пожаловался Хан.

— Пойду, — вздохнул Беркович. — Появилась одна мысль, но никак не думается, голова, как бревно…

Поужинав и пропустив мимо сознания рассказ Наташи о том, как они с Арончиком гуляли в парке, Беркович неожиданно спросил:

— Ты еще дружишь с Дорой?

— Ну… — растерялась Наташа. — Мы болтаем по телефону. Но почему ты…

— Она все такая же театралка? И в “Барабан” ходит?

— Конечно.

— Спроси у нее, пожалуйста, были ли она на позавчерашнем представлении. Там артиста убили…

— Я и спрашивать не стану. Она мне уже три раза эту историю рассказывала: как перед самым концом спектакля кто-то стрелял в главного героя.

— Значит, она там была?

— Была. А что, ты ведешь это дело?

— Я хочу поговорить с Дорой, — воскликнул Беркович, — позвони ей и дай мне трубку.

Минуту спустя он задал наконец мучивший его вопрос:

— Дора, там ведь по ходу пьесы Бональдо должен был стрелять в Гадони.

— Да, а вместо этого сам вдруг упал и…

— Что значит “вместо этого”? Артист Тараш упал, когда в него стрелял артист Шпигель. Звук выстрела из-за декорации слился со звуком пугача.

— Может, Тараш и упал, — неуверенно сказала Дора. — Я не видела, его ведь на сцене не было.

— Как не было? — поразился Беркович.

— Ну как… Они спорили, перешли на крик, потом Бональдо — то есть, Шпигель — вытащил пистолет, а Гадони — ну, Тараш — бросился бежать, и Бональдо выстрелил ему вслед. Один раз, потом еще, а потом упал.

— Вот как! — вскричал Беркович. — Спасибо, Дора, вы просто гений!

Положив трубку, он тут же набрал домашний номер Хана.

— Рон, — сказал Беркович, — мы оба лопухи. Мы проверили всех, кроме Тараша.

— А его-то зачем было проверять? — удивился Хан. — Кто совсем уж никак не мог убить Шпигеля, так это Тараш. Он же лежал на сцене…

— Должен был лежать, согласно пьесе! Но его на сцене не было. Он выбежал за кулисы, обогнул декорации, выстрелил в Шпигеля и вернулся — в это время уже началась паника, занавес опустили, так что ему даже и ложиться не нужно было.

— Но его видели сотни людей, включая и тех, что стояли за кулисами!

— Если ты говоришь о зрителях, то они Тараша как раз и не видели. А если говоришь о тех, кто стоял за сценой… Я думаю, все они соучастники этого преступления.

* * *

На следующее утро, уже оформив нужные документы, Беркович рассказывал старшему инспектору Хутиэли: