Актер отошел на задний план, а вперед выступил его антипод, показавшийся Берковичу таким же невыразительным. Он понимал, конечно, что дело не в актерах, а в его собственном состоянии, далеком сейчас от переживаний персонажей американского фантаста. Когда зажегся свет и отзвучали аплодисменты, Беркович сказал Наташе:
— Я провожу тебя и съезжу по делам. Ненадолго, надеюсь.
— Боря, — сказала Наташа, — я доберусь сама. Ты же места себе не находишь, поезжай.
— Ты самая лучшая жена на свете! — воскликнул старший инспектор.
Через четверть часа он поставил машину на стоянке около “Габимы” и направился за кулисы. Регева Беркович нашел в его кабинете — режиссер уже собирался уходить, спектакль должен был вот-вот закончиться.
— Скажите, — спросил старший Беркович, — откуда вы обычно смотрите спектакль?
— Из-за кулис, — пожал плечами режиссер. — Я слежу за действиями своих помощников, они вечно что-то путают.
— А у Мерона есть среди актеров закадычные друзья? Такие, кому он полностью доверяет?
— Мысль ваша скачет, как резвый жеребец, — сказал Регев. — Какая связь между тем, откуда я смотрю…
— Ответьте, пожалуйста, — нетерпеливо попросил Беркович.
— Есть. Эхуд Лемков.
— Он вчера играл?
— Нет. Я не даю Лемкову ролей в своих спектаклях. Он бездарен.
— Ясно… А Мерон, значит, талантлив?
— Безусловно. Правда, он человек настроения, играет очень неровно. То на мировом уровне, то — будто в телешоу.
— Вот как? А вчера он играл хорошо?
— Плохо. Зато сегодня он в ударе. Вы поздно пришли, получили бы удовольствие.
Беркович распрощался с режиссером и отправился искать некоего Эхуда Лемкова, бездарного актера, друга Мерона. Это оказалось несложно, Лемков сидел в гримерной друга и читал “Маарив”.
— Вы отлично справились вчера с ролью! — воскликнул старший инспектор, представившись.
— Я? — удивленно сказал Лемков. — Вчера я не играл, с чего вы взяли?
— Да? А где вы были?
— Н-не помню… — растерялся актер. — После одиннадцати — в ресторане.
— А до этого играли в “Мамаше Кураж” вместо Мерона, верно? У вас похожие фигуры, а в гриме, да еще с далекого расстояния… Вас даже режиссер принял за Мерона.
— Послушайте, — заволновался Лемков. — Это глупости!
— Да? Давайте продолжим разговор после того, как вы по минутам отчитаетесь в том, где провели вчерашний вечер. Между прочим, вас могли узнать актеры, с которыми вы находились на сцене. И еще. Волосы у вас светлее, чем у Мерона. Конечно, в спектакле вы надевали парик, как и он. Но на одежде волосы должны были остаться, это легко проверяется экспертизой. Что скажете?
Лемков побледнел и отшатнулся от Берковича.
— Он попросил вас потихоньку его заменить, — продолжал старший инспектор, — и вы это сделали. Вполне возможно, что Мерон отсутствовал не весь спектакль, а только одно действие — этого времени было достаточно. Кстати, если вы будете отпираться, то за соучастие в убийстве ваш срок окажется больше.
— К черту! — воскликнул Лемков. — Я ему говорил, что фокус не пройдет! Но он уверял, кто никто не догадается.
— А вам так хотелось сыграть в “Мамаше Кураж” хотя бы один акт! — понимающе заключил Беркович.
В небольшой комнате стояли продавленный диван, столик и пластмассовая табуретка. Тело убитого лежало на диване, из-под головы натекла небольшая лужица крови. Эксперт — сегодня дежурил молодой, но очень добросовестный Вадим Певзнер — складывал свои приспособления, а полицейский фотограф возился с аппаратурой.
— Удар по затылку острым предметом, — сообщил эксперт. — Что-то вроде отвертки. Смерть наступила практически мгновенно.
— Когда это произошло? — спросил Беркович.
— Видите ли, в комнате натоплено, это ухудшает возможности для…
— Знаю, — прервал Беркович, — но приблизительно?
— Не ранее трех часов назад, скорее что-то около часа. Собственно, измерения температуры тела ни к чему: его же убили после представления, а минут через пять тело обнаружили, так что и без экспертизы все ясно.
— Да, — согласился Беркович, — вот только убийца испарился, будто призрак.
— Мы с ним, — Певзнер кивнул на труп, — вам еще нужны? Если нет, я заберу тело на экспертизу.
— Хорошо, — кивнул Беркович и присел к столику. Дожидаясь, пока унесут убитого, старший инспектор приводил в порядок мысли и первые впечатления.
Дмитрий Маргулин, сорока трех лет, репатриировался с женой и сыном в девяносто втором из Донецка. Два года спустя ушел из семьи и с тех пор жил один. По профессии полиграфист, но работы по специальности не нашел и работал сторожем. Иногда подрабатывал тем, что играл на аккордеоне — это было давнее увлечение, в свое время Маргулин окончил музыкальную школу, дальше учиться не стал, но играть любил, особенно когда платили — на свадьбах, вечеринках, детских утренниках.