Салават Юлаев

В распахнувшиеся ворота, соскочив с лошадей, с гамом ворвались башкиры. Не больше десятка выстрелов встретило их во дворе конторы, и все потонуло в схватке.

В какие-нибудь четверть часа все кончилось. Поп висел на воротах. Другой зачинщик сопротивления, плотинный мастер, лежал, исколотый пиками. Около двух десятков пленных были захвачены живыми.

Расправившись с заводом, Салават двинулся к заводскому селу. Толпа рабочих увидала его. Вооруженные отнятыми у заводчан ружьями, башкиры выехали вперед.

- Кто согласен службу царскую править, айда к нам! - крикнул Салават.

- Все согласны! - ответили из толпы.

- Когда согласны - отворяй ворота! - скомандовал Салават, и весь отряд въехал в распахнувшиеся ворота.

- Стой! - скомандовал Салават и на башкирском языке обратился к отряду. - Здешние жители - наши друзья. Никого не обижать. Домов не грабить. Кто будет грабить, того казню. Слушай все! - сказал он по-русски, повернувшись к толпе рабочих. - Государь Пётра Федорыч прислал вам письмо. Государь велел сказать: "Кто нашу руку держит - больше ничей человек, сам свой хозяин". Всем вам государь-царь вольных казаков чин давал. Гуляй как хошь. Свою веру держи, бороду запускай на самое брюхо. Землю пахать хочешь - землю пахай. Сакарить хочешь - сакари. На свободную землю в Кунгур гуляй, там казак будешь... Держи, кто старший? Читай письма.

Салават вытащил из-за пазухи сумку и из нее вынул манифест Пугачева.

Высокий старик рабочий подошел к нему, плюнул в обе ладони, отер их о штанину и принял манифест. Долго заскорузлыми пальцами развертывал он бумагу. Развернув манифест, он вдруг вспомнил, что при читке таких бумаг обнажают головы.

Он торопливо снял шапку. Не совсем охотно его примеру последовали прочие.

- "Самый могущественный и великий император, самодержавец всероссийский, царь казанский, - читал он, - всем верным рабам и слугам нашим жалуем вольную волю, всех злодеев народных - бояр и купцов - и всех, кто вас, моих рабов, обижает, предаем в ваши руки".

Нестройный ропот, гул одобрения и легкие выкрики остановили чтение.

- "Смертью их казните, рубите и вешайте, - продолжал старик твердо и громко, - выбирайте себе десятников и сотников, старшин и атаманов и судей из тех людей, кои вам любы, и пусть они по правде чинят управу..." По казачьим порядкам, значит, - вставил от себя чтец. - "Всех вас жалую вольным казачеством, жалую всех серебром, хлебом и солью, бородой и крестом и всякими угодьями, а кто противиться будет, тому смерть. А кто промежду моих слуг рознь и раздоры сеет, тому тоже смерть, головы их рубите и именье грабьте".

Еще не кончил чтец, как на колокольне загудел трезвон. В гвалте и шуме кончилось чтение манифеста. С криками пошла толпа к дому приказчика. Послышался дребезг оконных стекол и крики. Салават потребовал приказчика к себе. К нему привели маленького, бледного, трясущегося старикашку с большим животом. За ним несли окованный железом сундук с деньгами.

- Сколько денег? - спросил Салават.

- Восемь тысяч с половиной, да еще медью на тридцать три рубля, трясясь, отвечал старичок.

Салават посадил считать деньги двоих башкир. Когда деньги были пересчитаны, сундук запечатали заводской печатью, которую Салават взял себе.

Заводчане волновались и шумели на площади, выбирая атаманов и сотников. Женщины судачили, стоя кучками в стороне от схода, и, радуясь больше мужчин, говорили: "Мы теперь вольные казачки, не крепостные, не продажные".

К вечеру собрание закончилось, и к Салавату в избу пришел новый атаман - литейщик Голубев.

- Когда выступать, сударь полковник? Наши казаки готовы в любой час. Каков приказ государя?

- Пока ждать надо, ружье справлять.

- А кто теперь на Катавском заводе?

- Полковник Юлай, - отвечал Салават, умолчав, что Юлай его отец.

- Тоже, значит, из ваших, - разочарованно протянул атаман. - А что же, у государя русские-то есть ли начальники?

- Как нет? Есть! Вот Овчинников - атаман, Кузнецов - бригадир, Белобородов - фельдмаршал, Соколов - генерал...

- А пошто, не во гнев вам сказать, государь к нам аллаяров послал? Ну, ваши молодцы, конечно, к нам без обиды, а все же не свой брат. Махомеданцы ведь вы, сказать по совести... Кабы русские - вы бы и на нижнем поселке без драки обошлись. Мы, конечно, довольны, воля же. Офицера связали, целовальника кончили и знакомца вашего на дерево повесили - приказчика. Вы, по совести сказать, и церкву не тронули, а все не то...

- Государь сказал: наши, ваши - все равно дети мои, - старался объяснить Салават, слыша в словах заводчан обратную сторону рассуждений Бухаира. - Который элодей на бедных людей, того вешать. Кто царского слова слушает, тот как брат!

- Ет-то верно... Правильно ет-то, - подтверждали вокруг, но все же во всех их речах чувствовалось недоверие.