И никому тут нет дела до безвестного арестанта, которого везут на санях по улицам. Может быть, люди его принимают за простого грабителя и убийцу, никто не думает, что он в двадцать лет был уже бригадиром, вел войско, брал крепости, что его, Салавата, враги прозвали Грозою Урала...
Как перед тем в Казани, как еще раньше в Уфе, так и здесь его поместили в каменный сырой каземат с железной решеткой в высоком окне.
Как перед тем в Казани, в секретной комиссии генерала Потемкина, так и здесь, в Тайной экспедиции Сената{478}, у обер-секретаря господина Шешковского, перед которым трепетала Россия{478}, называя его "заплечных дел обер-мастером", Салавата представили на допрос...
Двое гренадеров под рост Салавату ввели его в комнату, где за столом заседали надменные чиновники. На главном месте сидел маленький старичок со звездой на шее, который с брезгливостью осмотрел колодника с головы до ног.
Салават гордо вздернул голову. В его молодых глазах зажегся огонь... Смерть так смерть - все равно ничего другого не будет. Плюнуть врагам в лицо, крикнуть им правду о том, что они палачи народа, излить всю ненависть к ним...
Они совещались между собою вполголоса, как будто здесь не было Салавата. Верно, составляли хитрые планы, как подстроить ему ловушку...
"Как бы не так! - вдруг решил Салават. - Довольно быть мальчиком. Здесь идет битва за жизнь Салавата, а в битве бывает нужна не только отвага - и хитрость! Крикнуть им в рожу вызов - это значит выдать себя головой, а мы еще будем бороться!.."
Хотя Салават и мог говорить по-русски, но Шешковский и его чиновники, допрашивая многих башкир, привыкли к тому, что с ними нужно говорить через переводчика. Так же обратились и к Салавату. И он не выдал себя. За время, пока переводчик, подбирая башкирские фразы, передавал вопросы чиновников, Салават обдумывал свой ответ.
- Как ты пристал к самозванцу Пугачеву? - спросил сам Шешковский. - Чем он тебя прельстил?
Хотелось сказать, что он прельстил правдой, доброй любовью ко всем народам, но Салават, смирив свою гордость, сказал, что Овчинников взял его в плен, когда он шел с сотней башкир к генералу Кару по указу начальства.
- Башкирам как было противиться с луками против пушки, одной только сотнею против тысячи казаков?.. - заключил Салават.
- А когда самозванец тебя отпустил домой, почему ты от них не отстал? Государыня в сентябре всем покорным мятежникам милость свою даровала. Ты знал ли о том?
"Я сам своею рукой истреблял изменников, я сжигал их дома и добро, угонял их скот!" - рвались слова из сердца. Так трудно было себя покорить и сейчас, чтобы не крикнуть врагам этих слов... Глупое слово - "покорность"... Но Салават покорил себя снова.
- Ярлыки давали? Я знаю. Много было таких: ярлык у начальства возьмет и опять бунтовать... Нет, я так не делал. Я обещал государю служить и служил...
- Самозванцу! - резко воскликнул один из чиновников.
- Государю! - твердо сказал Салават. - Откуда нам знать, что он был самозванец!..
- Указ вам читали, что он самозванец и вор, а не царь? - раздраженно сказал Шешковский.
- Читали указ, - отвечал Салават, - Там было сказано, что он беглый каторжник, казак Пугачев, что у него вырваны ноздри, обрезаны уши, клейма на лбу и щеках, Я сам видал - нос цел, уши целы, лоб, щеки гладкие. Это совсем другой человек.
- Значит, ты волей ему служил? - спросил чиновник.
- Ведь как сказать - волей?! - ответил Салават. - Мы, башкирские люди, войны не хотели. Казаки хотели войны, а когда государь велит воевать - что тут делать!.. Я домой хотел убежать, казаки поймали меня, стреляли - вот рана... - Салават стал расстегивать платье.
- Так что ж, казаки тебя обижали? - с насмешкой спросил Шешковский.
- Совсем обижали! Ай, как обижали! Я ведь чуть на войне не пропал!.. вздохнул Салават.
- А народ ты грабил? - спросили его.
- Как так грабил народ?! - возмущенно, ото всей души, отвечал Салават. - Кабы я грабил народ, государь указал бы меня повесить...
- Вор, вор, вор!.. - закричал Шешковский, брызжа слюной, и вскочил с места.
Салават замолчал, не понимая причины его крика.
- Вор, самозванец - не государь!.. - пояснил молодой чиновник. Разбойник-казак, самозванец!
Хитрые искорки промелькнули в глазах Салавата.
- Я так и хотел сказать: кабы я грабил народ, кабы я воровал, обижал бы людей, разбойник и самозванец меня приказал бы повесить. Вор не велел народ обижать. За грабеж и обиды народу злодей-вор всех вешал, - сказал Салават. Я только ходил на войну, стрелял. На войне ведь как не стрелять! Кто стрелять не хотел, того самого убивали...
- А твой отец, старшина Юлай, волей с тобой пошел к вору? - спросил Шешковский.
- Нет, совсем нет, атай в другом месте ходил воевать.
- Его, что же, тоже Пугач взял силой?
- Я как знаю! Атай старик ведь, а я малайка совсем... Старик мне не скажет...
Старичок шепнул что-то офицеру, сидевшему рядом. Тот дернул шнурок звонка.
Вошел солдат.
- Привести Юлая Азналихова!
Ввели Юлая. Он был так же закован в цепи и одет в арестантский халат, как и сын. Они встретились взглядами.