Салават Юлаев

В глубине Оренбургских степей, по дороге от Оренбурга к Самаре, по тракту стояло немало одиноких умётов — заезжих дворов, в которых останавливались проезжие обозы с русскими товарами для азиатов и с азиатским товаром, идущим в Россию. Иногда приставали в умётах и караваны верблюдов, и окружённые злыми сторожевыми собаками гурты перегоняемых из степей жирнозадых овец, и тысячные табуны лошадей. В умёт заезжали чиновники, офицеры, купцы — перед всяким гостем татарин, хозяин умёта, старик, широко распахивал ворота двора; для старых знакомцев он отпирал тяжёлый замок каменной подклети, куда складывал на ночь товары, а ключ отдавал владельцу товара. Зато с огорода, через коровник, был у татарина сделан тайный лаз, ведомый лишь немногим. Через этот лаз пробирались в умёт никому не знакомые молчаливые люди. Нередко их ноги были потёрты колодками или цепями, на руках сохранялись под рукавами язвы от кандалов, а то и звенья неспиленной цепи; случалось, что заходили беглые крестьяне, бредущие по свету куда очи взглянут, подальше от родной подневольной пашни, от барских плетей… Бежали раскольники, расстриги-попы, арестанты и каторжники — и все находили приют…

Был слух, что татарин к себе принимает даже разбойников и хранит их награбленное добро, но никогда не случалось, чтобы вблизи умёта кого-нибудь грабили подорожные гуляки, не случалось и того, чтобы драгунский дозор, искавший разбойных людей, напал на их след возле умёта. У старика Салтана было всегда напасено довольно сена, для добрых коней чиновникам и офицерам всегда мог старик угодить овсом, в любой час мог зарезать овечку, старуха его, Золиха, подавала к столу и сметану, и масло, и молоко, и яички, всегда у неё припасён был мёд, а для добрых людей — и кислушечка-медовуха, и бражка, и квас…

На этот умёт и пришёл Салават в осеннюю непогоду, в слякоть и в дождь. Салтан в это время в подклети отмерял для проезжих овёс.

Убедившись, что здесь, у амбара, никто не слышит его, кроме хозяина, Салават рассказал ему о себе. Старик Салтан сокрушённо покачивал головой, слушая рассказ Салавата о его злоключениях.

— И чего молодому такому было соваться! — недоуменно сказал он. — Чего тебе надо? Отец — старшина, богат человек, у русских в почёте… Ну, поставили бы деревню на новом месте. Места, что ли, у бога под солнышком мало?!. Думаешь ты, что цыплята орла с двумя головами клевать могут? Орёл с двумя головами — ой сильная птица какая!..

Салават, потупясь, молчал.

— На божьи порядки, джигит, поднимаешь руку. На зверя охотник есть, на птицу — орёл, на бедного человека — богатый… Думаешь, ты доброе дело сделал — все рады будут? Рот ведь жёлтый ещё у тебя. Тебе бы в гнезде сидеть, а ты полетел! На дворе — сова, на земле лисица съест. Как, сказал ты, зовут тебя?

— Салават.

— Имя святое дали тебе — Салават, это имя мира и тишины, а ты вон что затеял!.. Отца твоего таскать теперь станут: где, мол, сына укрыл? Если узнают, меня тоже схватят: «Зачем беглеца на двор пускаешь?»

— Святой пророк Магометговорил… — осмелился возразить Салават.

— Ты меня не учи, что пророк говорил! — перебил хозяин. — Я Корану учился — сам знаю! Заезжий двор у меня ведь!.. Солдаты каждый день ходят, у приезжих гостей смотрят бумаги, а где у тебя бумага?!

Салават резким движением вскинул заплечный мешок.

— Прощай, Салтан-агай! Не ко двору тебе в доме держать орлёнка — возьми поросёнка! Прощай!..

По жидкой грязи, смешанной с конским навозом, Салават под дождём зашагал по двору к воротам.

— Куда ты? Горячий-то парень какой ведь попался! Постой! — забормотал, догоняя его, хозяин. — Стой, говорю! — Он схватил Салавата за полу чекменя. — Салтан-старик не таких ещё укрывает… От слова беды не случится. Ну, побранил!.. Борода-то, гляди, седая, а ты молодой. Мне что тебя не учить маленько?! Иди, оставайся. Племянником будешь моим — из-под Казани приехал, Ахметка.

Юношеская гордость толкала Салавата от старика, но он был измучен долгим путём, промок под дождём, иззяб. Гордость его боролась с желанием пожить наконец спокойно. Много дней мотался он от кочёвки к кочёвке, от умёта к умёту, от двора ко двору, где попало ночуя, голодая, пробираясь к Салтану, у которого в давние годы скрывался и сам Юлай.

— Ну, кому говорю! Ишь, упрямый племянник! Идём.

Старик взял его за руку и новел в избу, вдруг изменившимся голосом весело бормоча:

— Хе-хе! Большой ведь ты вырос, Ахметка! Большой какой стал!.. Хе-хе! На сестру похож… Ну, как в деревне дела? Как дядя Гумар торгует?

Старик провёл его в заднюю пристройку избы и подтолкнул в чулан, заваленный мешками с мукой, овсом, конской сбруей, заставленный бочками, кадками и ларями.

У двора в это время послышались голоса, конское ржание, послышался стук в ворота.

— Вишь, гости наехали. Тихо сиди. Кто увидит — Ахметом зовись… Я лучше запру тебя тут, чтобы никто не увидел.

И Салават услыхал, как он снаружи навесил и запер замок.

Салават сел на нары.

По густой грязи во дворе зачвокали конские копыта, въезжая в ворота, заскрипели колеса телег, с трудом переехавших, видимо, многие броды и смывших дёготь с осей.