Салажонок

Окончив работу, он вылез и осторожно поставил ведро с суриком и кистью прямо у входа в кают-компанию, а затем снова спрятался в свой люк. Был вечер время, когда Безенцов обычно уходил на берег. Васька сидел и ждал. Сердце его билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит прямо в рот. Голова гудела, и тело ныло от неудобного положения.

- Боцман! - вдруг прокричал голос Безенцова.

Васька вздрогнул и взглянул наверх. Безенцов и Дымов быстро шли по стенке к сходне. Значит, они все время были на берегу. Значит, план покушения был сорван,- Васька выскочил из люка и еле успел убрать ведро.

Я согласен с тем, что подобными методами бороться не следует, но в Васькино оправдание скажу: после шестичасовой работы в таком погребе, какой был на "Разине", и не то можно придумать.

- Боцман, наверх! - отозвался вахтенный. Боцман медленно вышел из камбуза. В руках он держал огромную кружку чаю и глядел недоверчиво.

- Команда вся на борту? - спросил Безенцов.

- Вся, - коротко ответил боцман. Он очень не любил официальные формулы ответов и после Октября раз навсегда перестал говорить "так точно".

- Приготовиться к съемке! - крикнул Безенцов, и боцман сразу переменился. Вся его медлительность исчезла. Он выплеснул чай за борт и выпрямился:

- Есть!

С носа прибежал помощник командира, толстый и веселый водник Михаил Лазаренко.

- Куда идем, товарищи? Куда идем?

- В море, - ответил Безенцов. - Приказано срочно сниматься.

Из машинного люка высунулась грязная голова механика.

- Товарищ командир! - закричал он. - Товарищ командир, мы никак не можем срочно сниматься, - и тише добавил: - У нас разобрана донка. Вы сами утром разрешили.

- То есть как? - удивился Дымов. - Корабль из строя выходит, а комиссару неизвестно?

Безенцов побледнел и взял Дымова за руку:

- Пойдем, - и двинулся к кают-компанейскому люку. - Я забыл сказать... Я утром...

- Нет, - остановил его Дымов. - В штаб пойдем. Объяснить надо. Доложить, чтоб другой сторожевик послали.

Они ушли и вернулись через полчаса. Дымов был совершенно спокоен, а Безенцов слишком разговорчив и любезен. Одновременно с их возвращением снялся со швартовов и вышел в море "Данай".

Эту ночь Васька проспал спокойно, но наутро решил план свой все-таки выполнить. Безенцова следовало окончательно унизить. Покраска суриком закончилась, но через несколько дней должны были красить тот же погреб белилами. Белила тоже годились. Васька ждал терпеливо.

Вернулся "Данай". "Данайцы" рассказывали, как ходили к самым белым берегам, и это еще больше озлобило Ваську. Теперь он изо всех сил хотел, чтобы его послали работать в погреб. Боялся, что не пошлют, и искренно обрадовался приказу боцмана.

- Бери белила, салага. Лезь в кормовой артиллерийский. Маленький. Развернешься.

В этот особо жаркий день погреб был хуже духовки, но Васька терпел. Он жалел только об одном: на белых брючках белила не дадут таких хороших пятен, как сурик.

К обеду он полез наверх. По трапу из кают-компании поднимались тяжелые шаги. Ведерко сразу было, поставлено, и Васька нырнул обратно в свой люк, но, оглянувшись, на трапе вместо Безенцова увидел Дымова. Прыгнул на палубу, схватился за ведерко, потерял равновесие и опрокинул белила на себя.

Дымов, напряженный и темный, неожиданно улыбнулся. Безобразие, конечно, но смешно.

- Хорош! - сказал он. - Жаль, пороть тебя некогда. Снимаемся. - И прошел на мостик.

На этот раз снимались по-настоящему. Снималась вся флотилия. Стучал паровой шпиль на "Знамени", свистели дудки на "Буденном" и "Сталине". Васька, не успевший отмыться, стоял на своем посту - на мостике у сигнальных фалов.

- Товарищи!.. - сказал комиссар Дымов и обеими руками взялся за поручень мостика.

Мостик был хорошей трибуной, снизу с палубы Дымов казался еще более высоким и сутулым, чем всегда. Все головы поднялись к комиссару.

- Товарищи, белая флотилия ночью прошла мимо Мариуполя и высадила десант у нас в тылу... На Кривой косе...

- Я предупреждал, - вздохнул Безенцов, но комиссар его не заметил.

- Товарищи, мы идем на белых. У них четыре канлодки и один миноносец, а наши корабли того... - Говорить о том, что на "Буденном" и "Звезде" установлены только кормовые пушки, что "Сталин" не ходил на пробу артиллерии, не к чему. Сами знают. И комиссар повысил голос: - Значит, исполним революционный долг!

- Ура! - закричала палуба внизу.

- Плохо! - еле слышно сказал Безенцов. На этот раз комиссар его услышал. Повернулся и спросил в упор:

- Донка-то в порядке?

Безенцов вздрогнул. Потом молча подошел к машинному телеграфу. Ручки телеграфа были теплые, и, взявшись за них, Безенцов почувствовал, что выхода нет. Пожал плечами, но скомандовал:

- Отдать кормовые!

Концы шлепнулись по воде. Голос помощника прокричал с кормы:

- Отданы кормовые!.. Чисто за кормой.

Телеграф отзвенел "малый вперед", корпус задрожал, и корма покатилась от стенки. Безенцов застопорил машины.

- Отдать носовые!

- Отданы носовые!

- Лево на борт! - и Безенцов дал "малый назад".

"Разин", медленно забирая задний ход, стал отходить на середину гавани. Васька стоял как завороженный: теперь начиналось настоящее дело.