Читаем Салажонок полностью

- Видите! - заволновался командир. - Здесь по карте пятнадцать футов, а у него проносит. Может, прямо на них идем. Еще десять вправо!

Васька старался не слушать, но слышал и холодел. Мины! Он вспомнил их такими, какими видел на заградителе, - тяжелыми, с рогами и опасными. С ними обращались бережно и возле них не курили. Но здесь они были еще страшнее.

- Проносит!

Может, и вправду пронесет? Васька заставил себя смотреть. Смотреть до боли в глазах, смотреть что есть силы в тусклое, сжатое немеющими пальцами поле бинокля.

- Какая-то чепуха! - совсем близко пробормотал Лайцен. Его смуглое слабо освещенное лицо висело в темноте над компасом, и глаза от компасной лампочки по-волчьему отсвечивали красным. - Курс двести тридцать. На берег прем, товарищ.

- Компас, - дрожащим голосом отозвался командир. - Я не знаю... он, может быть, врет.

- Проносит, - снова пожаловался лотовый, и сразу весь корпус канлодки задрожал. Короткие толчки сменились шипением и мягкой качкой, потом тишиной. Даже машина стала.

- Мы сидим, - сказал Лайцен.

- Невозможно, - не поверил командир, - если лот проносит... Наша осадка семь футов.,. Что же делать? - И сбежал с мостика.

Он был совершенно растерян, он должен был сам увидеть, что делается на баке.

- Хорош! - сказал все время молчавший комиссар Баклан.

- Непривычный человек, - пожал плечами Лайцен. - Военного дела не понимает.

На баке вспыхнул электрический фонарь. Быстрым пятном он скользнул по воде и остановился. На серой волне колыхался плававший лот.

- Этого не может быть! - удивился Лайцен. - Он не должен плавать. Он свинцовый.

- Сволочь! - вдруг вскрикнул командир, и вся палуба как по команде зашевелилась. Темные люди стали появляться из-под брезентов и орудийных чехлов.

- Поганая сволочь! - продолжал командир. - Это же не лот, а деревянная колотушка! Бросательный конец, а не лот!

- Непонятно, - пробормотал Лайцен. - На лине слабина, а ему кажется, что проносит. Почему?

Внизу кто-то спросонья выругался. Другой захохотал, но сразу замолк.

- Прожектор!

Слева из моря вытянулся тусклый луч. Прошел над головами, замигал и исчез. Потом снова возник где-то наверху, вздрогнул и упал в воду.

Своих судов в море не было, свои суда прожекторов не имели - значит, неприятель. Значит, гибель, потому что корабль сидит на мели.

- Боевая тревога! - закричал командир. - Все наверх! Все по местам!

- Ишь напорол! - ужаснулся комиссар.

- Такой команды нет, - согласился Лайцен. - Теперь будет непорядок.

Внизу топотали ноги и щелкали неизвестно зачем появившиеся винтовки. Носовое орудие установилось на прожектор, а среднее - почти на мостик.

Это уже не был непорядок, это была паника. Лайцен перегнулся через поручень:

- На баке, потушить фонарь!

Фонарь потух, и сразу же на палубе стало тише.

- Товарищи... - заговорил Лайцен. Голос его звучал размеренно и спокойно. Он без напряжения перекрывал всю канлодку до самого полубака. - Этот прожектор не представляет опасности. Он просто прожектор Красной Армии на мысе Сазальник. А у нас не военный корабль, а плавучее заведение. - И так же ровно добавил:- Товарищ командир, дайте отбой тревоги... Наводчикам поставить орудия по положению.

Командир вернулся на мостик тихим и сконфуженным, команда разошлась. Ей тоже было неловко.

- Давайте сниматься, - предложил Лайцен, и командир покорно стал к телеграфу. Попробовали дать задний ход, но отказались: винты задевали о грунт. Попробовали шестом обмерять глубины, и вышло: шесть футов кругом, а под носом - пять.

- Товарищи, что же делать? Подождем? - спросил командир. Всем своим видом и всем своим голосом он извинялся. Распоряжаться без ведома товарищей Лай-цена и комиссара он больше не собирался и в этом хотел их уверить.

- Ладно, подождем, - подтвердил Лайцен. - Утром нас увидит буксир, который стоит у дежурной плавучей батареи. Утром будем сниматься.

- Есть, - ответил командир. - Разрешите...

- Силуэт с левого борта, - вмешался Васька. Сердце его яростно колотилось, но он старался говорить, как Лайцен.

Слева в темноте, качаясь, скользило низкое черное тело. Сразу отсверкали пять длинных вспышек и три коротких.

- Ноль, слово, - прочел Васька. - Наш опознавательный. Свои.

- Ответь, - распорядился Лайцен.

Васька поставил аккумуляторный фонарь на поручень и ответил. Отвечал он больше для порядка. Из темноты уже доносился измененный мегафоном голос:

- На "Интере"!

- Есть на "Интере"! - откликнулся Лайцен.

Силуэт подошел почти вплотную и оказался истребителем. Только тогда командир понял, что не успел испугаться. Понял и шумно вздохнул.

- Почему вы под берегом? - спросил истребитель.

- Сидим, - объяснил Лайцен. - Кто говорит?

- Истребитель "Смелый". Командир Ситников.,, Флот в полном составе выходит за косу...

- Передайте комфлоту: своими силами сняться не можем.

Истребитель вдруг дал ход.

- Есть!.. Вас все равно оставляли у косы. Флот выходил в открытое море, флот шел на врага, и истребители были впереди. Васька не вытерпел:

- Ситников! Возьми!

Но Ситников не ответил. Его больше не было. Ни его, ни "Смелого". Была сплошная чернота. - Эх! - сказал Васька.

Глава четвертая

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное