Читаем Салажонок полностью

- Не увидишь, - шепотом повторил Васька и, неожиданно вцепившись в Ситникова, крикнул: - Как же?

Ответил резкий удар грома. Потом ударила и захлестнула волна. За ней налетел шквал.

Ситников осторожно сжал Васькино плечо:

- Держись, сынишка. На глаз не возьмем - вынюхаем.

Теперь истребитель с волны на волну летел широкой дугой. Огонь дивизиона остался позади. Где-то в темноте болтались потерянные суда. Их нужно было обойти с под-ветра.

- Нюхай, душа салажья, - говорил Ситников и сам внюхивался в ветер. - Дым, понимаешь? Его дождем сбивает, сч внизу. Только б в их дым войти, а там ляжем на ветер.

Васька понял. Он стоял запрокинув голову, дрожа от волнения и холода, но запах был один - сырость. А бывают разные: холодный запах бензина и теплый, масленый от моторов. Самый сладкий - сырой запах котла со щами, но слаще его сейчас был дым. Просто дым.

И сразу же пахнуло дымом. Ваське показалось, что он бредит, но новая дымовая волна была резче и отчетливее.

- Дым!

- Дым, - не сразу подтвердил Ситников. - Право на борт.., одерживай.,, так держать.., - и, когда истребитель лег на новый курс, добавил: - Ты некурящий, оттого и услышал первый.

Дым исчезал, но возвращался каждый раз гуще. Постепенно убавляя ход, "Смелый" вышел прямо на баржу. Перед ней смутно чернели сторожевики. Ситников взял мегафон:

- На головном!

- Есть! - отозвался головной сторожевик.

- Куда ушли?

Сторожевик ответил не сразу и новым голосом:

- Говорит "Разин". Кто спрашивает? Васька вздрогнул:

- Безенцов!

- Без тебя знаю, - тихо сказал Ситников. Громко в мегафон: - Истребитель "Смелый", флаг коморси,- И снова тихо: - Пускай попрыгает.

Безенцов в самом деле заговорил по-другому:

- Есть, есть! Мы намотали на винт буксир. Сдрейфовали и потеряли место. Теперь все в порядке.

- Следовать за мной, - передал Ситников, и "Смелый" дал ход.

Впереди поблескивал огонь дивизиона. Дело было сделано, но Васька радости не ощущал. В его ушах звучал голос Безенцова, и наконец он не выдержал:

- Видел ведь огонь. Почему сам не пошел? Но Ситников не ответил.

- Почему, гад, винт замотал? Нарочно, может? Ситников тряхнул головой.

- Ступай спать. Суслов, Савшу - наверх, Столбова, Суомалайнена - в моторы! Сменим вахту.

В кубрике было темно и душно. За бортом журчала вода, мягко потряхивали работавшие малым ходом моторы. Васька лег, и все смятение, вся тревога вдруг оборвались. Не было даже снов - одна сплошная, теплая, мягкая чернота, но сразу же кто-то сдернул одеяло и закричал:

- Всех наверх! Постановка заграждения!

Слепило электричество, и голова кругом шла от мелькавших людей. Васька не мог поверить, что пора вставать, но Совчук сбросил его с койки.

Наверху была совершенная темнота, только восток начинал сереть. Дождь прекратился, и на небе крупными каплями висели низкие звезды.

- Чертов "Дон", - проговорил осипшим голосом коморси. - Когда они потерялись?

- Час будет, - ответил Ситников. - "Прочный" ходил искать, однако не нашел: будто провалились.

- Приготовиться к постановке, - из темноты впереди скомандовал начальник дивизиона.

- Что он делает? - возмутился коморси. - Товарищ Дудаков!

- Есть.

- Рано начинаете!

- Считаю свое место правильным.

- Без определения не ставить. Дождитесь света.

- Определился по маяку Хрони. Постановка на свету бесцельна - увидят... Прикажете сдать командование и следовать инкогнито?

Намек подействовал. Коморси опустил мегафон.

- Прыткий, черт... Откуда мне знать что Хрони горел? . Кстати его зажгли... А впрочем, зачем?

- Может, у них кто-нибудь в море, - предположил высокий флаг-секретарь.

- Новое дело, - пробормотал коморси. - Чепуха! - но все же задумался.

Впереди на "Зорком" дали два коротких свистка - сигнал: построиться в строй пеленга. "Смелый" сразу увалился вправо, следующий за ним "Счастливый" вышел еще правее, весь кильватер раздвинулся, чтобы при постановке концевые истребители не налетели на мины, поставленные с головных. Теперь по долгому свистку и трем коротким должны были начать ставить по мине на каждые двадцать секунд в порядке строя.

Долгий и три коротких. Всплеск впереди.

- Первая! - скомандовал Ситников, и двое моряков выбросили за борт первую мину. Всплеск у борта "Счастливого", потом дальше на "Прочном", потом еще дальше на "Жутком". Потом снова впереди, под кормой "Зоркого".

- Вторая!

"Рыбка" - нехорошая мина. Несмотря на свой сахар, может рвануть прямо у борта и даже в руках, но об этом никто не думал. Работали равномерно и совсем по-будничному. Васька был разочарован. Он ожидал большего возбуждения.

Короткий, долгий, короткий - постановка закончена. Один долгий - строй кильватера. Истребители сразу выровнялись по головному.

- Чисто, - сказал коморси и повеселел. - Вот и насыпали. "Дон", наверное, тоже здесь где-то ставит. Отлично.

Теперь дивизион повернул и шел обратно на Мариуполь. Постепенно светлело. Уже был виден последний в строю "Жуткий". Тянул холодный рассветный ветер, серая вода бежала навстречу, и серое небо постепенно становилось голубым.

Коморси сидел у машинного люка и угощал папиросами. Он был благодушен и разговорчив.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное