Салажонок

— Флаг! — полным голосом повторил Ситников, и Васька рванул фал. Красный сверток, взлетев, развернулся огромным полотнищем, перекрывшим чуть не половину мачты.

— Важно! — вслух подумал Совчук. — Что твоя демонстрация!

Флаг действительно был не по кораблю. Вытянувшись доской в боковом ветре, он горел нестерпимой краснотой и подавлял своими размерами. Весь «Буденный» скрылся за его бегущими складками.

Высокий вопросительно взглянул на Ситникова.

— Не было других, — ответил тот. — Не положено, значит, чтоб сам командующий на малых судах ходил.

Маленький и серый вдруг вырвал руки из карманов.

— Чепуха! — подскочил к Ваське. — Прекратить балаган! Убрать!

Васька, спокойно смерив его взглядом, покосился на высокого. Он судил по внешности — только высокий, по его мнению, мог быть коморси.

— Я сказал: убрать! — закипел настоящий коморси.

— А ты скажи своей бабушке, — резонно ответил Васька. Он вовсе не собирался подчиняться неизвестным личностям.

Командующий вплотную взглянул на Ваську синими свирепыми глазами и вдруг расхохотался.

Сразу же хлынул ливень. Он ударил по темному морю, и оно закипело белой пеной. Он наполнил воздух молочным светом и стеклянным блеском. Он свистел и хлестал, разрешая все недоразумения. Коморси и его высокий флаг-секретарь были смыты в кают-компанию, непомерный флаг спущен по приказу Ситникова, и Васька водворен в рубку рядом с рулевым Скаржинским.

Ворота гавани промелькнули и расплылись. Впереди на фарватере темнели еле видимые истребители, сзади сверкала сплошная завеса, черное небо качалось над головой. Вода захлестывала глаза и тонкими струями сползала за шиворот. Было нехорошо.

Потом стало еще хуже. «Смелый» догнал своих товарищей, и весь дивизион остановился, ожидая выходившую на буксире сторожевиков баржу. Стоять без движения на медленной скользкой волне под чертовым ливнем было невыносимо. Кильватерная колонна развалилась, и истребители, покачиваясь, развернулись носами в разные стороны.

Ситников влез в рубку, достал табак и попробовал свернуть папиросу, но бумага разлезалась под его мокрыми пальцами. Чтобы не выругаться, он кашлянул и вытер руки с прилипшими крошками табаку о холодный дождевик. Втроем в рубке было очень тесно.

Впереди блеснула молния. Голубым огнем вспыхнули косые струи, дробным грохотом прокатился гром. Ситников, вздохнув, сказал:

— Здорово ты коморси облаял, — но Васька не ответил. Во рту его была горечь.

Снова вспыхнула синева. На этот раз прямо над головой. Гром рванул почти одновременно со вспышкой. Он ударил градом камней в железный лист и рассыпался в высоте.

— На «Смелом»! — донесся почти неузнаваемый голос начальника дивизиона.

— Есть на «Смелом»!

— Следовать навстречу барже. Почему, сволочь, не вышла? Привести!

— Есть привести!

Телеграф отзвенел, и «Смелый» начал разворачиваться.

— Буду указывать свое место фонарем, — уже издалека проговорил мегафон начальника дивизиона.

Фонарь, безусловно, был не лишним. Белая пена быстро темнела, и тяжелое небо, казалось, спускалось прямо на море. Сквозь короткие шквалы и дождь, рыская на попутной волне, «Смелый» шел к порту. Ситников вылез из рубки и наклонился вперед. Была сплошная, непроницаемая мгла. Изволь при такой видимости попасть в ворота.

И все-таки Ситников попал. По компасу, но больше по нюху и догадке, однако попал прямо. По обоим бортам одновременно вспенился прибой, и во вспышке молнии блеснули края мокрого волнореза.

— Лево руля! — скомандовал Ситников. Малым ходом истребитель прошел к стенке, где стояла минная баржа. Стенка была пустой.

— Ушли! — с берега крикнул портовый сторож. — С полчаса как ушли!

Ситников, молча развернув истребитель, вышел обратно.

Вода кипела и кружилась. Со всех сторон наступала темнота. Как в таком море найти корабли без огней? Разве что прямо на них вылезти.

— Плохие делишки, — вздохнул Скаржинский.

— Разговоры! — осадил его Ситников. Разговаривать теперь не приходилось. Нужно было действовать. Немедленно действовать. С каждой минутой темнело, с каждой минутой сторожевики и баржа уходили все дальше.

Справа по носу закачался огонь. Это был дивизион. Он ждал. Ситников протер глаза и стиснул кулаки. Так легче было думать.

Их могло снести под ветер. Значит — влево. Ясно — влево, потому что справа был дивизион, а на него они не вышли.

— Лево двадцать.

— Есть лево двадцать! — отозвался Скаржинский, перекладывая руль. Голос у него был новый, взволнованный и напряженный.

Васька вылез наверх. Волнение захватило и его. Он был сигнальщиком, ему надлежало смотреть, и он смотрел. Смотрел до рези в глазах, до одури, но видел только летящую воду наверху, внизу и со всех сторон.

Ситников опустил руки на телеграф, отзвенел «полный вперед» и повторил. Это значит: нажми сколько можно. Истребитель, рванувшись, врезался в волну. Теплые брызги смешались с холодным дождем и ударили в лицо.

— Прямо по носу! — закричал Васька, отшатнувшись от близкого, смертельно близкого силуэта. — Врежемся!

— Врешь, — спокойно ответил Ситников. — Почудилось. Все равно не увидишь.

Плеснула короткая молния. Силуэт распался. Правильно: почудилось.