Шабаш
2001 год, июль.
Заурядная столовая ИВЦ КарУголь. Отличное место в начале двухтысячных, куда в сиесту (не Испания у нас, конечно, но плюс сорок в июле бывает) стекаются работники близлежащих, да и не только, офисов. Три поварихи на протяжении долгих лет придают этому общепиту уют.
Года через три в городе появятся первые культовые кафешки. Такие, как «Эгоист» или «Coffeein». «Coffeein» за оранжевый цвет невзлюбят вандалы и будут разукрашивать фасад надписями: «Вандализм прекрасен».
А пока столовая, которая в мужских умах имела неофициальное звание ЦПХ. И мы туда ходим, как на кадры.
Там я и увидел Олю. Сказать, что Оля была красива, значит прослыть лжецом. Оля была просто эталоном очарования. Очарование с аристократическими манерами. Есть такая порода людей, у которых еда на тарелке в процессе поглощения остаётся полноценным блюдом вплоть до последней крошки. Это про неё.
И тут я, сама обходительность и галантность в одном лице.
Завертелось.
Где-то день на десятый Оля представилась, или обернулась, это как вам больше нравится, ведьмой. Потомственной. Со всеми вытекающими. Оленька преподавала в вечерней школе колдунов. Школе со страшным названием ДЭИР.
Просто так народ в школу не завлечь, народ требует зрелищ. Дэировцы, или, как называл их Костя, «дырдыровцы» демонстрировали видео, где они перерубали карандаш денежной купюрой. Поначалу казалось, даже пережигали, а не перерубали. Видео было снято на камеру, на которую традиционно снимают Снежного человека и лохнесское чудовище.
Но тогда это всё казалось романтикой. Девушка – психотронное оружие, вот ни у кого такой нет.
Ольга работала директором в инновационном агентстве и даже имела в подчинении секретаршу, которую звали очень по-турецки… Наташей.
В один из тёплых июньских дней Наташа позвала нас отметить первую зарплату, познакомить с женихом и вручить приглашение на свадьбу. Час в кафе пролетел незаметно. Наташа: «Отлично посидели, с каждого по тысяче». Прям жадинка. Чувствуя неловкость ситуации, все присутствующие в полном молчании полезли в свои кошельки за тысячей. Это был первый случай в жизни, когда я не заплатил за слабый пол. Теперь-то я знаю, что будет и второй.
Начало двухтысячных. Тогда ещё гаишники смотрели сквозь пальцы на свадебные гонки. Я еду в кортеже, дважды меня ловят на радар и штрафуют за превышение скорости. В этот бы миг и задуматься…
Свадебное застолье, ничего примечательного. Тамада в каждой шутке умело обыгрывал, по-моему, тот единственный факт, который он знал о невесте, – Наташа всю свою досвадебную жизнь провела в доме с красной крышей, который в городе имел очень точное название: «Красная Шапочка». По прошествии многих лет я для себя поставил галочку, что эта свадьба – единственная из тех, что я посетил, где гостям ещё засветло не хватило водки.
Лиза. Дружка Наташи. Девушка с вечно высунутым кончиком языка и причёской рапунцель. У Лизы имелся парень Миша, без рапунцеля, но с бубенцами. На свадьбу таких не зовут, но они всё равно приходят. И Миша пришёл. Возник аккурат в первый танец молодожёнов и с ходу засветил Лизе в глаз… а потом опустился на колени и обнял её. Лизонька стоит, вся такая обнятая Мишей, и даже танцует. Плачет, конечно. А народ смотрит, как медленно, с достоинством наливается под глазом синяк. Я спрашиваю Олю, может, пойти, успокоить Мишку? На что само очарование невозмутимо отвечает: «Не надо, ты разве не видишь, что над девушкой нависло родовое проклятье?» Тут меня самого едва родимчик не прихватил. Через час Лизе подбили второй глаз, но мы этого уже не увидим, уходить надо вовремя.