Салюки

Я облегченно вздохнула. Имя-отчество не вызвало у него никакого протеста. Осталось только придумать фамилию.

– Агапкин, – спокойно представился он, – мать была прачкой, пила страшно. Отец неизвестен. Дворник, трактирный половой – не важно. В любом случае гены другие, шкурка потолще твоей. Тебя интересует мой головной убор? Это калетка – ритуальная шапочка Мастера масонской ложи.

Я смотрела на него и не могла произнести ни слова. Мне хотелось спросить, сколько ему лет. Когда я увидела его впервые, он показался мне совсем молодым, а теперь был невероятно стар. Из этого следовало, что все мои изыскания – напрасный труд. Федор Федорович Агапкин ветхий старик, но даже если ему за девяносто, он все равно не может быть очевидцем. Во время ВОСР он был младенцем, вряд ли что-нибудь помнит и сумеет рассказать.

– Сто шестнадцать, – сообщил он, – я все отлично помню и сумею рассказать. Только будь добра, не удирай, как тогда, в октябре семнадцатого.

Я почувствовала, что краснею. Мне стало стыдно. Я знала, что с ним притворяться не стоит, но все-таки осторожно заметила:

– Меня прикончили, я не виновата.

– Ладно, – он махнул высохшей невесомой рукой, – поговорим об этом после, когда напишешь свой роман.

– А я напишу его?

– Куда ты денешься? – Он ткнул пальцем мне в лоб. – У тебя все вот тут.

Затаив дыхание, я ждала, что он продолжит, уточнит, объяснит, но он прикрыл глаза и засопел. Голова склонилась, рот приоткрылся, блеснул голубоватый фарфор вставной челюсти. Федор Федорович Агапкин преспокойно уснул в моем кабинете на диване, и мне оставалось только накрыть пледом его безжизненные ноги. Когда я наклонилась к нему, он, не открывая глаз, шлепнул себя ладонью по коленке и пробормотал сквозь долгий зевок:

– В третьей книге я должен встать и пойти, иначе ничего не получится.

Утром никакого Агапкина в моем кабинете не оказалось. На диване валялся обложкой вверх увесистый том «Оксфордской медицинской энциклопедии». Он был открыт на букве «E», и первое слово, которое мне попалось, было «epiphysis» – анатомическое название шишковидной железы.

Эта маленькая железка обитает в геометрическом центре головного мозга, на дне третьего желудочка. По форме напоминает еловую шишку. Шишковидная железа известна 4 тысячи лет. Индийские йоги считали, что эпифиз, весящий всего 0,1 грамма, является органом ясновидения, «третьим глазом». У некоторых позвоночных он имеет форму и строение глаза, и у всех, вплоть до человека, он чувствителен к свету. Тело в виде сосновой шишки изображалось в тех местах египетских папирусов, где говорилось о вступлении вновь прибывших душ в судный зал Осириса. Французский философ Рене Декарт в ХVII веке описывал эпифиз человека как вместилище души.

Эпифиз выделяет гормон мелатонин. В шестидесятые-семидесятые годы XX века в Америке было высказано предположение, что эпифиз управляет возрастом, что маленькая железка и есть те самые биологические часы, ход которых определяет старение, жизнь, смерть. Америка пережила мелатониновый бум. Гормон продавали в аптеках всем желающим. Желающих нашлось много. Никто не омолодился, последствия оказались ужасны, как всегда бывает, когда человек объедается таблетками.

Это вовсе не опровергло теорию биологических часов, но в очередной раз напомнило об одном из главных недугов позитивистской науки – о печальном несоответствии знания и понимания.

«У тебя все тут».

Агапкин, когда ткнул мне пальцем в лоб, имел в виду не только будущий роман, но и pineal gland, epiphysis, третий глаз.

* * *

«Человек, пытающийся выйти за пределы своей личности, неминуемо возвращается к самому себе. И наоборот, пытаясь проникнуть внутрь своего существа, неизбежно устремляется мыслью в широкую перспективу».

Парацельс изрек это в трезвом состоянии. Спьяну вряд ли такое скажешь. Возможно, именно это и есть тот единственный крошечный шажок на пути поиска панацеи, который удалось сделать пламенному бродяге Бомбасту. В определенном смысле это смыкается с идеей Платона о том, что всякое знание есть воспоминание.

Продолжительность жизни зависит не от внешних манипуляций с разными веществами, не от магических действий, приема таблеток, инъекций, пересадки органов, а от чего-то внутри самого человека. Известно, что из всех существующих во Вселенной структур самой таинственной и непознаваемой является человеческий мозг. И вполне логично предположить, что именно в центре мозга скрыто нечто, влияющее на длину отрезка, на промежуток между приходом в этот мир и уходом из него.

Маленькая железка сидит в совершенно темном месте, однако различает не только внешнее, но и внутреннее соотношение света и тьмы. Дополнительный глаз, обращенный вовнутрь, с возрастом покрывается слоями кристаллов, «мозговым песком», который содержит гидроксиапатит кальция, физическую основу квантового компьютера. Так и хочется назвать эпифиз квантовым процессором. Но лучше воздержаться от этих грубых сравнений.