Салюки

По делу об убийстве Олега проходило несколько его знакомых фарцовщиков и наркоманов. Вслед за смертью брата в жизнь Вики ворвались обыски, допросы. Мама на поминках напилась и так рыдала, что незажившие операционные швы на лице и шее разошлись.

Из прошлых своих «ходок» Циркач всегда возвращался значительно раньше положенного срока, и сколько бы ни получал, никогда не проводил на зоне больше двух лет. Помогали связи, влиятельные друзья. Но на этот раз что-то изменилось. Отец исчез. Не было ни звонков, ни писем. Вика вдруг заметила, что телефон вообще звонит все реже и мало кто приходит в гости.

В 1982-м умер Брежнев, к власти пришел Андропов и занялся наведением порядка в разваливающемся государстве. Начались компании по борьбе. Боролись не только с прогулами, пьянством, фарцовщиками, но и с уголовными авторитетами. Вика не знала, какие там чиновно-административные громады сдвинулись и переместились наверху и какое это имеет отношение к ней лично, однако довольно скоро почувствовала, что вместо тепла ее окружает холод. Преподаватели в институте стали относиться к ней иначе. Ее творческий руководитель, народный артист, близкий друг ее отца, который раньше всегда ей улыбался, хвалил за этюды, говорил, какая она талантливая, теперь все чаще кричал, что она не умеет двигаться, что голос у нее фальшивый, глаза оловянные, а руки деревянные.

Друзья Вики, сокурсники и бывшие одноклассники, тоже как-то странно охладели к ней. Даже мальчики, влюбленные без памяти, звонили все реже, а при встрече в институте прятали глаза.

«Что я им сделала? – думала Вика, – Может, я, правда, бездарная злая уродина? Может, я их обидела чем-то и не заметила? »

«Литературная газета» печатала серию очерков известного журналиста о лидерах уголовного мира, о дерзких ограблениях и кровавых убийствах. Отец Вики был главным героем. Один из номеров Вика нашла в почтовом ящике, вместо письма, которое ждала, неизвестно от кого.

Газеты валялись на кухонном столе. Вике бросилась в глаза фотография ее отца. Она попыталась читать текст, но ничего не поняла. Между тем текст был написан отличным, ясным языком, остроумно, хлестко. Вся Москва зачитывалась очерками этого журналиста. Он был, правда, очень талантлив.

Строчки расплывались. Очерк сопровождался портретом автора. Вика его знала. Он часто бывал у них дома, на праздничных застольях произносил красивые тосты, рассказывал интересные истории и умел так смешно пародировать старика Брежнева, что все покатывались со смеху.

Впервые в жизни Вика по-настоящему горько, страшно заплакала. Раньше, стоило ей всхлипнуть, кто-то обязательно оказывался рядом, нежно вытирал слезы, гладил по голове. А сейчас некому было ее утешить. Пьяная мама спала на диване в гостиной. Только Грета смотрела на нее преданными глазами и слизывала слезы со щек.

– За что? Почему? – шептала Вика, судорожно всхлипывая, задыхаясь от слез.

Быстро и бестолково листая записную книжку, она пыталась найти номер, который можно набрать и сказать: «Мне очень плохо, пожалей меня ». Но не было такого номера. А ей почему-то казалось, что есть. Должен быть. Может, стерся? Или она забыла записать?

Уже не в первый раз у нее возникало странное чувство: есть кто-то, кто ее очень сильно любит и никогда не предаст. То она бросалась к почтовому ящику, то листала записную книжку, то вздрагивала, чувствуя чей-то взгляд. Это напоминало детскую игру «холодно-горячо ». Ты с завязанными глазами ищешь спрятанный предмет, а все кричат: «Холодно! Теплее, теплее, опять холодно, горячо!»

Пока было только холодно. Правда, однажды, когда она зашла в церковь на Рождество, ее вдруг обдало жаром. Какой-то парень подошел к ней, назвал по имени. Лицо его показалось ей смутно знакомым. Серые глаза, темно-русый ежик волос. Он был похож на военного или милиционера. Он был в штатском, но сквозь потертую дубленку на широких плечах как будто просвечивали погоны. Такому нечего делать в церкви. Значит, он явился, чтобы поймать ее с поличным. Комсомолка ходит в церковь, причем не на экскурсию. Молится, свечки жжет. Удобный повод, чтобы выгнать из комсомола, а потом из института.

«Горячо! Горячо!» – кричал отчаянный голосок у нее внутри.

Но Вика решила, что ей стало жарко от страха.

***

Таджикистан, 1988

Душной ночью в кабинете Таджикской республиканской прокуратуры в центре Душанбе Кирилл сидел над кипой бумаг.

Звонил телефон. В трубке молчали. Отследить звонок было невозможно.