Салют динозаврам!

Да я вообще о ее существовании не подозревал. Говорит, бабушка пригласила. Ну, Евсикова, ты даешь! Если я помру, смогу я тебя в гости позвать? Да в том-то и дело, не знала, думала, жива. Да ты что, Евсикова! У меня же к ней никаких родственных чувств. Все равно, что первому встречному сказать: поселяйся, живи. Ну да, ты бы оставила, это известно. Ты тоже чокнутая, вроде бабушки моей. Не случайно она превозносила тебя. Да не до нее мне, репетиция через двадцать минут.

Анна Андреевна с трудом поднимается, выходит.

Мы из гуманизма не можем старушку глушить. Играть потише? Мы – группа, нам без мощи нельзя… Ладно. Сам разберусь.

(Кладет трубку, некоторое время стоит, размышляя, что предпринять.)

АННА АНДРЕЕВНА(входит). У Сони хорошая комната. Очень. И прекрасный вид из окна. В старости очень важно – вид из окна. Она долго болела?

ВАСЯ. Она совсем не болела. Умерла во сне. Врачи сказали: оторвался тромб.

АННА АНДРЕЕВНА. Прекрасная смерть. Прекрасная. Самое страшное в смерти не умирание. Самое страшное – мысль, что близкие казнятся от бессилия облегчить твою участь. Печальный день. Очень. Уже ничего нельзя откладывать. Ничего. (Улыбнулась.) Надеюсь, Евсикова не обиделась на тебя?

ВАСЯ. На эмоции Евсиковой мне начихать. Хотите, я сделаю вам чай?

АННА АНДРЕЕВНА. Чай? Ах, чай? Ты добрый мальчик. Спасибо. Но сейчас мне надо идти.

ВАСЯ. Куда?

АННА АНДРЕЕВНА. Как, разве я не сказала? В гостиницу. Я заехала только на минутку. Убедиться, что мне дали правильный адрес. Я знаю, ты хочешь предложить мне остаться. Но я решительно не умею жить в незнакомой квартире. Я делаюсь больна и не сплю по ночам.

К тому же, Сонина смерть для меня такая неожиданность. Надо побродить по улицам, поразмыслить. Но мы с тобой будем видеться. Непременно. Я поживу в Москве. Похожу по музеям, побываю в консерватории, в театрах… У меня обширные планы. Очень. (У двери.) Пожалуй, я до вечера оставлю у тебя чемодан. Ты любил свою бабушку? Впрочем, прости, это глупый вопрос. Не провожай меня. Нет, нет. Тебе надо собраться перед репетицией. Искусство требует сосредоточенности. Разве не так? (Выходит.)

ВАСЯ(смотрит ей вслед. Хмурится. Почему-то ему не по себе. Наконец, словно решив отмахнуться от всего происшедшего, он под ходит к телефону, набирает номер). Евсикова, все нормально. Отделался легким испугом. Ушла. Куда, куда! В гостиницу. Не переживай. Бойкая старушка. Не пропадет. Насчет кино. Если согласна вместе с Коржиковым, можем пойти. На тот же, на шестичасовой. Билеты? Евсикова, я не мелочный. Одни порвал – другие куплю.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Воскресное утро. Еще в темноте раздается ритмический грохот. Когда сцена освещается, мы видим, что создает его Вася, пребывающий в состоянии музыкальной одержимости. Репетируя соло на ударных инструментах, он демонстрирует чудеса эквилибристики.Он играет и руками, и ногами. В воздухе мелькают то барабанные палочки, то металлические метелки. Меняются ритм, краски, звучность – от нежнейшего «пианиссимо» до оглушительного «форте».

Так продолжается две-три минуты.

Где-то в середине этой музыкальной эксцентриады в дверях появляется Анна Андреевна. Вася ее видит. Анна Андреевна без парика, у нее аккуратно подстриженная седая челка. Удивление на ее лице постепенно сменяется любопытством. На смену любопытству приходит заинтересованность. Прислонившись к косяку двери, Анна Андреевна внимательно слушает, улыбаясь легкому перезвону тарелок и вздрагивая от барабанных взрывов. Наконец, импровизация окончена.

АННА АНДРЕЕВНА(аплодирует). Браво. Ты виртуоз. В своем роде ты Паганини и Лист.

ВАСЯ(обернулся, не сразу). Я ждал вас до часу ночи.

АННА АНДРЕЕВНА. Доброе утро.

ВАСЯ. Оставил открытой дверь – вдруг вы позвоните, а я не проснусь.

АННА АНДРЕЕВНА. Спасибо, я, как видишь, вошла.

(Услышав стук в стены и потолок, с беспокойством оглядывается.)

Что это?