Салют, Варварята!

Дом — это место, где ты чувствуешь себя в безопасности и расслабленно. А в большом ли это городе, в маленьком ли — не суть важно. Наверное, разница в ощущении свободы. Все в тех же словах — в возможности выбора.

Все дело в «человеческом факторе». Когда слишком «душевно» и слишком много этого фактора, а сам ты еще неадекватен самому себе — по причине сложной душевной организации — вот тогда люди, их слишком сильное внимание и слишком явное присутствие в личном пространстве — напрягает.

А Варваре, по-моему, тут неплохо. Утром с ней гуляет папа, днем — мама, вечером — я. Папа играет, мама кормит, я осуществляю экспертное наблюдение. Варвара перестала дичиться и стала обычной домашней квартирной собакой: на звонок бежит к двери, встречает всех приходящих, машет хвостом, радуется членам семьи, ночью ходит по комнатам — проверяет, не упал ли кто с кровати, не прячет ли кто под подушкой сладкий пряник.

Я старенькая

Почему здесь Время идет медленнее? Чувствую себя так, будто мне лет 70. Кровь бежит по жилам меее-едленно, я усталая, старая и равнодушно-осоловелая.

Национальная забава в городке — по 20 минут ждать автобуса, чтобы проехать 2–3 остановки (пешком 15 минут). Или стоять в очереди в хлебном и, никуда не торопясь, обсуждать дачные дела. На остановках и в магазине я уже не томлюсь, как застоявшийся конь, уже не рвусь пойти или побежать «пешочком». Тут скорости невеликие и жизнь размеренная.

Брат шлет отпускные SMS-ски из Амстердама, а я хочу в Израиль или хотя бы домой, в свою квартиру с окнами на магистраль.

С чемоданом, но не по грибы

Таскаемся с Варей по совершенно непонятным местам, у каких-то гаражей бродим — осуществляем выгул.

Новое дело: собака отказалась есть. Не сразу, но аутизм коснулся и ее. Зовешь есть — убегает в дальнюю комнату, поджимает уши и сидит, боится, что ее будут заставлять. Не проявляет интереса ни к чему: ни к сыру, ни йогурту, ни к кефиру, ни к тортикам, подсовываю куски уже просто из интереса. Я ее устало спрашиваю: какого рожна мы перли через полстраны десять килограммов блатного корма? Который не вошел ни в одну сумку, и пришлось брать чемодан на колесах. Когда папа увидел огромный чемодан с кормом…

Корм, понятно, пся не ест тоже. Пьет и какает. Избаловалась — хочет гулять по 4–5 раз в день. Я ей объясняю про гаражи и бабок на лавочке и про то, что гулять, собственно, негде, но она ноет, что хочется выйти. И правда какает, уж не знаю с чего.

Главный вопрос в доме: «Собака какала?»

… А когда бабуськи увидели, как я еще и убираю за своей собакой — совочком в мешочек, то у них появилась новая тема для обсуждений. Впрочем, не могу сказать, что не одобряют. Скорее, смотрят с благоговейным непониманием, примерно как на астронавта в скафандре, если бы он вышел из гаражей с мешочком г-на…

Мама сказала: «А если бы они узнали, сколько эта собака стОит!..».

А день впереди длинный

Однажды таки легла спать в 10 вечера. Так умаялись на даче, что пришли домой (пешком с Варварой), поели и упали в кровать.

Родители меня похвалили (наконец-то, как человек, легла в «нормальное время»).

Ну и что, проснулась утром в пятнадцать минут шестого. Здрасьте, моя тетя!

Чем заняться? Спать — не спится, встала, собралась гулять с Варварой. Родители так удивились, как не удивлялись давно. Решили, что я сдвинулась совсем. Больше так рано в коечку меня не укладывали…

Ежовые рукавички

Между тем, городок наш интересный. Встретилась со школьной подругой. Привет — привет, пошли гулять по улицам. Давай, говорю, по баночке коктейля купим, будем идти, прихлебывать, разговаривать, курить. Гулять, одним словом. «Моя бабушка курит трубку!..»

— Давай, — говорит она, — только у нас нельзя на улицах пить. Минералку еще можно, а всякие баночки алкогольные, не говоря уж про бутылки — нельзя. Милиция привязывается, штрафует сильно. Пить можно только в кафешках, ну или на потайных лавочках в глубине дворов, но там, как правило, занято — такими же гулялыциками, ибо кафешек в городе мало.

Интересно девки пляшут…

Ладно, раз уж купили, завернули в пакеты, идем, воровато отхлебываем. Я отхлебываю, подружка по сторонам оглядывается, на шухере. Потом она хлебает, я зыркаю. Милицию боимся.

Покурили.

— Окурок, — говорит, — не бросай. Отштрафуют.

Не то чтобы я имею обыкновение раскидывать окурки в разные стороны — предпочитаю бросать их в урны, но тут урн нет. Вернее, есть, но встречаются редко. Я аккуратно тушу в траве, у обочины, подружка на шухере — вдруг заметут с окурком, «в тюрьму посадят».

— Давай, — предлагаю, — Варвару возьмем, все равно ходим по улицам туда-сюда, девочку хоть выгуляем.

— Давай, — соглашается подруга, — только не по центральным улицам и лучше в наморднике. Штрафуют у нас сильно…

Вечер прошел конспиративно.

Малая родина

Здесь, в этом городе детства, у подруг дети уже школу заканчивают, а я еще живу в убеждении, что «все впереди» — и пеленки, и первый зуб, и книжки-малышки. Наверное, инфантилизм?