Салка Валка

— Ну, ну, дорогая, чего вы рассердились? Садитесь сюда, на скамейку, выпейте горячего кофе.

Но как ни бедна была Сигурлина, больше терпеть она не собиралась. Внезапно былое легкомыслие взяло верх, я женщина впала в новый грех.

— Сами пейте свои помои! — выпалила она и, взяв девочку за руку, быстро направилась к двери.

Но на этот раз, когда они вновь очутились на морозе, Сигурлина ничего не сказала своей дочери. Огромная тяжесть легла ей на сердце после этого посещения.

Сколько совершаем мы грехов! Священное писание слишком многого требует от простых смертных.

Глава 5

В аптеке доктора царил неописуемый запах, тот таинственный аромат, который говорит непосвященным о существовании какого-то особого мира. И среди этого нагромождения всевозможных склянок, пробирок, бутылок, пузырьков и баночек с непонятными надписями на наклейках смутно выделялся сам доктор в белом халате, похожий на кудесника. Он развешивал на крошечных весах какой-то порошок и ссыпал его в маленькие лоскутки бумаги. Это был высокий сухопарый человек, он улыбался в рыжие усы, кланялся и смотрел из-под очков на мать и дочь с таким видом, будто хорошо знал все их тайны и хотел заверить их, что он ничего не разболтает.

— Хорошо, вполне хорошо, — сказал он, улыбаясь им весело, спокойно, любезно и таинственно.

Его вид, его поведение и все его существо как бы говорило о том, что все на свете трын-трава и суета сует. Таким сознанием проникается лишь человек, привыкший прямо смотреть в лицо самым страшным болезням и смерти. Он прекрасно знает, что, несмотря на все могущественные и таинственные средства медицины, только одно лекарство может принести облегчение… Поэтому, надо сказать, порой он относился несколько насмешливо к своему мирку, где вечная субстанция материи во имя торжества фармакологии распространяла пары из горшков. Способны ли они облегчить человеческие страдания, было весьма сомнительно.

— Стул, — сказал он, — два стула! Ну, теперь все в порядке.

Теперь действительно все было в порядке: для матери и дочери нашлось два стула.

Несколько минут прошло в молчании. Доктор продолжал развешивать порошки, он улыбался, наклонялся, закрывал глаза, открывал их вновь и делал надписи на обертках.

Кончив это занятие, он подошел к своим гостям, поклонился им, улыбнулся, пожал им руки. Глаза у него были какие-то странно скучные, сонные, как у пьяницы. Но время от времени в них проскальзывали проблески мысли, из чего можно было заключить, что все это только притворство и что из-под маски рассеянности он видит все, что ему хочется видеть, а может быть, и больше.

— Я рад, весьма рад, — сказал он. — Я надеюсь, вы надеетесь, мы надеемся. Желудок, легкие, сердце, печень. Полностью к вашим услугам.

— Большое спасибо, — сказала Сигурлина. — Мы не больны, слава богу. Мы пришли по другому поводу. Дело в том, что мы с дочкой только что прибыли сюда в поселок.

— Только что прибыли. Да. Совершенно верно. Я понимаю. Значит, только прибыли сюда к нам. Хе-хе-хе. Мило. Я бы сказал, почти… восхитительно. Маленький поселок среди высоких гор, чудесное место, не правда ли? Как я уже сказал, полностью к вашим услугам. Хе-хе-хе.

Он скромно и любезно улыбнулся, закрыл глаза и стал потирать руки, словно они у него замерзли или как будто ему хотелось произвести хорошее впечатление на своих посетителей.

— Нелегко двум несчастным без родни и друзей очутиться в краю, где они никогда прежде не бывали, в такую погоду, да еще искать работу, не говоря уже о том, что мы не знаем, где будем ночевать следующую ночь. Что и говорить, — доктор улыбнулся во все лицо, поклонился и остановился перед ними, опустив голову. — Что может быть неприятнее? Полностью с вами согласен. Непостижимо. Жизнь, видите ли! Маленький поселок, дурная погода, нет ни родни, ни друзей, трудно найти работу, нет постоянного жилища, неизвестно, где ночевать. Хе-хе-хе. Все складывается отлично — я понимаю, вы понимаете, мы понимаем. И знаю, мне нечего больше сказать.

— Сегодня утром я была у купца и пастора. Я думала найти у них какую-нибудь работу. Но ничего не оказалось. Никто не хочет брать в дом чужих людей, не из своего прихода. Мне кто-то сказал, что, может быть, вам нужна помощь по хозяйству.

— Совершенно верно. Будто исходит из моего собственного сердца. Почти как в моей собственной практике. Купец, пастор и никто, никто больше. Местечко переполнено. Совершенно переполнено. Кто-то упомянул доктора. Хе-хе-хе. Доктор, аптека, пожалуйста. — Он поклонился, прижав одну руку к груди, а другой указал на стену и выпалил: — Тинктура дигиталис этерэ, тинктура нуцис вомице, тинктура строфаяти, салицилус физостигмикус, хлоратум аммониум сублиматум, хекзаметилентетрами-нум, ацидум салицилиум, ацидум сульфурикум, ацидум натрикум… Вы меня понимаете. Я знаю, что между нами нет и тени недоразумения и никогда не будет. О, мой маленький друг, — он кончиками пальцев потрепал Салку Валку по подбородку. — Разрешите мне? Как свежий цветочек в саду молодом. Наверное, двенадцать?

— Нет, ей только исполнилось одиннадцать, — ответила женщина.